Трапеза зависит не от количества денег, а от образа мыслей и от нашего отношения к жизни. В Ясной Поляне у этого процесса был свой уникальный гастрономический антураж, квинтэссенцией которого являлся анковский пирог. Настырная повседневность проявлялась здесь и в таких мелочах, как застольные ароматы, запах кофе, чаепитие под липами среди цветников, плотные обеды, начинавшиеся по сигналу колокола. Крылатая острота Эмиля Золя «человек есть то, что он ест» здесь дополнилась еще одной компонентой - как он ест.
Интерес к пищеварительным процессам проявлял не только автор «Гаргантюа и Пантагрюэля», но и создатель «Улисса». Лев Толстой не остался в стороне. Он внес свою лепту в осмысление животрепещущей темы, связанной с гастрономическими пристрастиями своих героев. Так, например, Пьер Безухов любил хорошо пообедать и хорошо выпить, хотя и считал это безнравственным и унизительным, но не мог воздержаться от холостяцких увеселений, в которых непременно участвовал. Свой писательский образ Толстой строил не без помощи гастрономической концепции, которая на протяжении его долгой жизни не раз менялась. Вопросам, связанным с работой кишечника, он уделял должное внимание, пройдя огромный путь от гурмана до аскетичного вегетарианца. За свою жизнь он побывал и в
роли слуги желудка, и невероятного лакомки, прожоры, поклонника простой здоровой пищи. Нам интересно все в судьбе классика, в том числе любил ли он «покушать», как Тургенев, мог ли съесть за один присест до 30 блинов, как Пушкин, принимал ли гостей в халате и ночном колпаке подобно Тютчеву?
У деда Льва Николаевича, И. А. Толстого, вина всегда были исключительно французские, а хрусталь богемский. Он был в высшей степени хлебосольным, очень веселым и щедрым. Вся округа съезжалась к нему в гости, и он всех «закармливал и запаивал», промотав, таким образом, огромное состояние своей жены, большой любительницы давать балы. Он представлял собой классический образец старого барства. Гениальный внук не мог не описать своего колоритного предка на страницах «Войны и мира». Граф И. А. Толстой был дежурным старшиной московского Английского клуба. Ему довелось выступить в роли «жреца застолья» и хранителя обеденного ритуала, продемонстрировав свое мастерство во время клубного торжественного обеда в честь Багратиона, одержавшего победу в Шенграбен- ском сражении. «Стол был накрыт на 300, то есть на всех членов клуба и 50 гостей. Убранство было великолепное, о провизии нечего и говорить. Все, что только можно было отыскать лучшего и редчайшего из мяс, рыб, зелени, вин и плодов, все было отыскано и куплено за дорогую цену. Многое было доставлено богатыми владельцами подмосковных оранжерей бесплатно. Все наперебой старались оказать чем-нибудь свое усердие и участие в угощении», - сообщал об этом знаменательном событии С. П. Жихарев в «Русском архиве». В романе «Война и мир» Толстой описал знаменитый обед, данный в честь Багратиона, во всем следуя рассказу Жихарева, дополнив его художественными деталями - участием И. А. Ростова в сем торжественном мероприятии: «Во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов… и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед», «300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, - поближе к чествуемому гостю… Обеды, постный и скоромный, были великолепны… На втором блюде, вместе с ис
полинскою стерлядью, стали наливать шампанское. После рыбы - тосты…»
В повседневной жизни антураж был много скромнее, но обеды такие же «убийственно сытые». В зависимости от того, была ли трапеза постной или скоромной, званой или обычной. Блюда каждой новой «перемены» - холодные, горячие, сладкие готовились специальным поваром. Стол накрывали официанты, которых было примерно столько же, сколько сидящих за столом. Блюда подавались по «переменам» из «белой кухни» в столовую. Стандартный набор - четыре перемены по три блюда в каждой. Длился обед около двух часов. По-настоящему обедали всегда в гостях. Случалось есть и без серебра, драгоценного фарфора и хрусталя, но непременно при наличии изысканной чистоты скатерти и превосходно накрахмаленных салфеток
Как утверждали знатоки кулинарного искусства, все едят, но обедают лишь избранные. Искусство обеда включает в себя триаду: где и как обедать, с кем обедать и, наконец, что есть. Эти компоненты влияют на качество жизни. Но не только. Как утверждал поэт, от питательной и регулярной пищи зависит вдохновение.
На вопрос, где сидеть и как обедать, ответил Лев Толстой, описав именины графини в «Войне и мире»: «Он (граф Ростов. - Я. Я.) заходил через цветочную и офи- I щантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов (столовых приборов. - //. Я), и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывающих камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: "Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб все было хорошо"». С удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол, добавлял: «Главное - сервировка. То-то…» Вскоре звуки домашней музыки заменились звуками ножей и вилок, говором гостей, тихими шагами официантов…». Па одном конце стола во главе сидела графиня; на другом конце - граф и гости мужского пола; с одной стороны длинного стола молодежь постарше; с другой - дети, гувернеры и гувернантки. Хозяин стола выглядывал из-за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами, наливая
вина своим соседям. Графиня смотрела на гостей из-за ананасов, не забывая об обязанностях хозяйки. На дамском конце слышалось равномерное лепетание, а на мужском - голоса раздавались все громче и громче. Подавались супы, один a la tortue (черепаховый. - Н.Н.), кулебяки, рябчики. Вино разливал дворецкий, держа бутылку, завернутую в салфетку. Вина подавались такие: «дрей-мадера», «венгерское» и «рейнвейн». У каждого прибора стояли четыре хрустальные рюмки с графским вензелем.
Во времена И. А. Толстого и его литературного двойника кушанья были простыми: щи, окрошка, солонина, каша, которые подавались в больших количествах. Обеды и ужины каждый раз готовились заново и были очень сытными. Все блюда одновременно ставились на стол. Для званых обедов готовилось до восьми блюд. В летнее время к таким трапезам был приставлен слуга с веником, чтобы отгонять от присутствующих злых мух. Всевозможные закуски и заедки сопровождались выпивкой по рюмочке. Русский стол преимущественно сохранялся во время поста, так как в 70-е годы XVIII века в моду вошел «европейский» стиль обеда, когда блюда ставились на отдельный столик, и лакеи разносили их вокруг стола, накладывая еду прямо в тарелки. Обеды «на скорую руку» готовились из кур и яиц, которых в избытке было в усадебном хозяйстве. Совсем иное дело - рыбные блюда, которые считались накладными. Ценную рыбу приходилось покупать. Все остальное - мясо, овощи, фрукты, включая экзотические, были своими. Толстой гениально описал «чувственные», вкусные обеды в своих романах, в полной мере продемонстрировав свое совершенство «тайновидца плоти».
Культ еды был ему знаком с детства. Повар Николай Михайлович Румянцев готовил «отличные обеды», в немалой степени способствовавшие тому, чтобы маленький Лёва вырос здоровым. Он запомнил мастерство кондитера Максима Ивановича, вкусные обеды из пяти- шести блюд, десерты, варенья, левашники, пирожки, названные в честь повара «вздохами Николая». Из еды он не признавал, пожалуй, только бульона. На покупку приправ, растительного масла и кофе в Ясной Поляне тра-
гилось от 100 до 125 рублей в месяц. Все остальное - птица, мясо, молоко и рыба - было своим.
Став молодым человеком, Толстой познакомился с кавказской кухней. В Тифлисе он посещал духаны, небольшие рестораны, в которых висели баранина, свежая, жирная, очень привлекательная, и гроздья винограда. С тех пор он полюбил виноград и как-то признался С. Вен- герову: «Я люблю виноград, летом хочется съесть его полфунтика, а ведь нельзя: совесть зазрит». Но было время, о котором рассказала подруга его сестры Е. И. Сытина, когда совесть еще «не зазрила»: «Послал он однажды купить фунт крупного винограда, стоивший тогда полтинник Лев Николаевич в то время любил полакомиться, как все некурильщики. Мы с Марией Николаевной (сестрой писателя. - Н.Н.) торчали тут же. Когда коридорный принес виноград, Лев Николаевич взял его в руки и, немного подумав, конфузливо и шутливо заметил:
Знаете, mesdames, ведь если этот фунт разделить па три части, то никому не будет никакого наслаждения, лучше уж я съем все.
Мы, конечно, поневоле согласились и предоставили Льву Николаевичу Львиную долю целиком. Он ел, а мы < мотрели. Однако же ему становилось совестно, и он, держа виноград, прерывал еду словами:
А все-таки, mesdames, не хотите ли?!
Мы всякий раз великодушно отказывались».
Были у писателя и другие пристрастия, способствовавшие пробуждению воображения, например кофе, чай, шоколад, конфеты фирмы «Эйнем». Он был сласте- I юй, ставил перед собой большую бонбоньерку, выбирал из нее любимые шоколадные конфеты с начинкой, I ю не жевал их, а медленно сосал, чтобы продлить удовольствие.
Кофе, «чудесный дар Аравии счастливой», постоянно ласкал его вкус. Он рано вставал и встречал день с чашкой кофе, который ему подавался на подносе в маленькой чашечке. Держа ее за ручку двумя пальцами, большим и указательным, он не спеша пил кофе небольшими глотками, каждый глоток сопровождая протяженным полувздохом: ффу! Допив кофе, он по обыкновению заглядывал в чашку, явно сожалея о том, что в
шая вместе с героем «Сентиментального путешествия» мясное блюдо с приправами, вырабатывал в себе сакральное отношение к еде, примирявшее душу с телом. Он разбирался в тонкостях изысканного застолья, не предполагавшего шума и обилия слуг. Прелесть обедов заключалась совсем в ином - в убранстве пространства, месте проведения застолья и в роскоши общения Это был основной камертон обеда.
В Париже он «обедал у Philippe», в «Restaurant Philippe », считавшемся одним из лучших ресторанов. Частенько бывал в Club des Grands estomacs (Клуб больших желудков. - Я Я), где собирались ценители хорошей кухни; не раз посещал ресторан «Les Plaisires de Paris», славившийся рыбными блюдами (к завсегдатаям этого ресторана относится его реплика «чудаки милые»), не смог пройти мимо «Freres Provensaux » («Провансальские братья». - Я. Я), старинного ресторана в Пале-Рояле, пользовавшегося большой популярностью. Толстой заходил и в «Cafd-desAveugles » («Кафе слепых». - Я. Я), размещавшееся под аркой Пале-Рояля и названное так в честь игравшего в нем оркестра слепых музыкантов. Публику привлекал сюда известный чревовещатель (ventrioque ) - гигантского роста барабанщик
В Петербурге Толстой посещал кондитерскую Пассажа, рестораны Сен-Жоржа и Клея, обедал у Шевалье, где, по собственным воспоминаниям, «хорошо пил». Участвовал в артистических обедах и ужинах, бывал на знаменитых, так называемых «генеральных» обедах Некрасова, на скромных пиршествах Тургенева, а также на светских раутах, организованных редакцией «Современника».
Еще в 25 лет Толстой выработал для себя «Правила», одно из которых заключалось в том, чтобы «быть выдержанным в питье и пище». Однако через два года признался, что переедает. Близкие не раз подмечали его большой аппетит, не покидавший его даже в старости. Наблюдая за ним во время обеда, Александра Андреевна Толстая «всегда находила, что он кушает, как проголодавшийся человек, слишком скоро и слишком жадно». Однажды во время поста, когда взрослым подавались исключительно постные блюда, а детям мясные, Лев
Николаевич обратился к сыну Илье с просьбой «подать котлет». Софья Андреевна, услышав это, сказала, что он, вероятно, забыл, что «нынче пост». А в ответ услышала: Нет, не забыл, я больше не буду поститься и постного для меня больше не заказывай». К ужасу окружающих, Лев Николаевич стал лакомиться котлетами и нахваливать их. Впоследствии поведение отца привело к «религиозному безразличию» детей. Только в конце жизни он пришел к выводу, что из еды нельзя «делать наслаждения». «Если бы люди ели только тогда, когда они очень голодны, и питались простой, чистой и здоровой пищей, то они не знали бы болезней».
Обычно, садясь за обеденный стол, Толстой левой рукой приподнимал свою большую бороду, а правой засовывал за ворот блузы конец белоснежной салфетки. Остальную ее часть он бережно расправлял на груди. Все это делалось изящными, отточенными и привычными движениями. Завершив трапезу, он поспешно вытаскивал из-под ворота блузы конец салфетки, комкал се, клал на стол, ставил пальцы грациозным полукругом на стол и, опираясь на них, легко, словно на пружинах, поднимался и отодвигал стул. Культурную семантику трапезы Толстой знал досконально, с блеском демонстрируя ее не только в повседневной жизни, но и в своих романах.
Писатель, так любивший хорошо поесть, о чем сохранилось немало свидетельств, придававший такое большое значение культуре еды, мог легко абстрагироваться от условностей. Холостяцкая офицерская жизнь приучила Толстого к спартанскому образу жизни. У всех братьев Толстых в этом стремлении «читалось» что-то фамильное. Вот как об этом рассказывал их друг, поэт Афанасий Фет. Он вспоминал о своей поездке в Никольское на Троицын день к милейшим братьям Толстым, которые устроили трапезу в его честь: «Проезжая мимо небольшого, очевидно, кухонного окна, я таметил на подоконнике ошпаренную и ощипанную курицу, судорожно прижимавшую крыльями собственный пупок и печенку… Слуга ввел из сеней в довольно просторную комнату в два света. Кругом вдоль стен тянулись ситцевые, турецкие диваны вперемежку со ста
ринными стульями и креслами. Перед диваном, направо от входа, стоял стол, а над диваном торчали оленьи рога и рога лося, с развешанными на них восточными, черкесскими ружьями. Оружие это не только кидалось в глаза гостей, но и напоминало о себе сидящим на диване и забывшим о их существовании нежданными ударами по затылку. В переднем углу находился громадный образ Спасителя в серебряной ризе… Ясно было, что Николай Николаевич, то проживавший в Москве, то у двух братьев и любимой сестры, то у нас или на охоте, смотрел на Никольский флигель не как на постоянное, оседлое жилище, требующее известной поддержки, а как на временную походную квартиру, в которой пользуются чем можно, не жертвуя ничем на благоустройство. О таком временном оживлении уединенного Никольского флигеля свидетельствовали даже мухи.
Пока никто не входил в большую комнату, их там почти не было заметно, но при людском движении громаднейший рой мух, молчаливо сидящих на стенах и оленьих рогах, мало-помалу взлетал и наполнял комнату в невероятном количестве. Про это Лев Николаевич со свойственной ему зоркостью и образностью говорил: "Когда брата нет дома, во флигель не приносят ничего съестного, и мухи, покорные судьбе, безмолвно усаживаются по стенам, но едва он вернется, как самые энергические начинают понемногу заговаривать с соседками: "вон он, вон он пришел; сейчас подойдет к шкафу и будет водку пить; сейчас принесут хлебца и закуски. Ну да, хорошо, хорошо; подымайтесь дружжж- нее". И комната наполняется мухами… "Ведь этакие мерзкие, - говорит брат, - не успел налить рюмки, а вот уже две ввалились" "…
Около пяти часов вечера слуга накрыл на столе перед диваном на три прибора, положив у каждой тарелки по старинной серебряной ложке с железной вилкой и ножом с деревянными ручками. Когда крышка была снята с суповой чашки, мы при разливании супа тотчас же узнали знакомую нам курицу, разрезанную на части. За супом явилось спасительное в помещичьих хозяйствах блюдо, над которым покойный Пикулин так изде
вался: шпинат с яичками и гренками. Затем на блюде появились три небольших цыпленка и салатник с молодым салатом.
Что же ты не подал ни горчицы, ни уксусу? - спросил Николай Николаевич.
И слуга тотчас же исправил свою небрежность, поставивши на стол горчицу в помадной банке и уксус в бутылке от одеколона Мусатова.
Покуда усердный хозяин на отдельной тарелке мешал железным лезвием ножа составленную им подливку для салата, уксус, окисляя железо, успел сильно подчернить соус; но затем, когда тем же ножом и вилкой хозяин стал мешать салат, последний вышел совершенно "под чернью". Таким вот непритязательным, в походном духе, был организован праздничный обед в исполнении Николая Толстого».
После женитьбы многое изменилось в повседневной жизни Льва Толстого. В Ясной Поляне за стол садились в одно и то же время: в девять утра пили кофе или чай, в час дня завтракали, в четыре пили кофе, в шесть обедали, а в восемь вечера - ужинали, после чего вновь пили чай. В одиннадцать все шли спать.
А чем питались обитатели Ясной Поляны, кроме выращенных здесь овощей? Ведь не все из них были вегетарианцами, как Толстой и его дочери. За полгода они съели около десяти пудов масла, шести с половиной пудов сливок, трех пудов сметаны, двух с половиной пудов творога, а также около десяти пудов молока. И это, как отмечала жена писателя в своих ведомостях, предназначалось исключительно для «Графского Дома». Существовал еще один дополнительный список, озаглавленный ею «Для прислуги», в котором перечисляются: 51 пуд молока, 29 фунтов масла, 12 фунтов сливок и 24 фунта творога. За полгода в Ясной Поляне съедали около 450 куриных яиц.
Потребление такого количества продуктов было возможно благодаря хорошо развитому натуральному хозяйству, в котором было 18 коров, 12 телят, 3 быка и 7 коров, 21 баран, 38 лошадей, 18 старых и 15 молодых кур, 18 индюшек, 5 селезней и 16 уток, 17 свиней. Впечатляющее хозяйство, не правда ли? Особенно если
учесть, что семья к этому времени распалась, многие дети жили отдельно в своих имениях.
Варенье в Ясной Поляне варили по рецепту московского врача Анке, секрет которого заключался в том, чтобы как можно меньше подливать воды. Чай пили из баташовского самовара. Варенье подавалось на любой вкус: из клубники ананасной и земляники испанской, из крыжовника красного и зеленого, из груши, дыни, брусники, китайки, вишни, сливы и смородины. В крыжовенное варенье, как и в яблочное, непременно добавлялись либо ваниль, либо лимон. Желе также готовилось впрок, преимущественно из красной смородины и горькой рябины. Начиная с июня шла интенсивная заготовка варенья на зиму. Запасы были немалые: от 46 до 50 банок. Варенье не успевали съесть за одну зиму, и оно сохранялось до следующего года.
Огромное хозяйство требовало семян для посадки огородных культур, и Софья Андреевна исправно посылала в Москву на Мясницкую заявки на них. Она приобретала на сумму 16 рублей 27 копеек семена огурцов, редиса, свеклы, капусты, моркови, салата, редьки, шпината, пастернака, чабера, петрушки, сельдерея, лука-по- рея, бобов, арбуза, дынь. Цветочные семена заказывались на большую сумму - на 28 рублей 55 копеек Это астры, бальзамин, бессмертник, вербены, виолы, гвоздики, петунии, левкои, настурции, душистый горошек, примула, флоксы и многое другое.
Когда семья собиралась за чаем вокруг многослойного анковского пирога, приготовленного из рассыпчатого песочного теста, коржи которого были пропитаны лимонной начинкой, казалось, что в доме царит счастье.
Предлагаем почитателям кулинарного искусства рецепт пирога Анке, который в Ясной Поляне пекли к празднику:
1 фунт муки (фунт - 453 г), "/г фунта масла, "/4 фунта толченого сахара, 3 желтка, 1 рюмка воды. Масло, чтоб было прямо с погреба, похолоднее.
Популярным был также сметанный пирог (Анке):
10 яиц, 20 столовых ложек сметаны, чашка сахара,
2 столовые ложки муки крупитчатой. Дно салатника выложить вареньем, влить в него эту массу и поставить в духовой шкаф.
Замечательно готовил этот анковский пирог, ставший символом благополучия и стабильности толстовской семьи, повар Николай, прибывший из семьи Бер- сов и пустивший глубокие корни в Ясной Поляне. Гувернеры, уроки, грудные дети, которых кормила Софья Андреевна, семейные устои - все это входило в круг его забот. За хорошую службу ему было разрешено «есть вкусную пищу и спать на дорогом матраце».
Лев Толстой, как и Пушкин, съедавший за раз «30 штук блинов», запивая их глотком воды, не испытывая при этом «ни малейшей тяжести в желудке», мог съесть огромное количество блинов. Только на старости лет писатель пришел к мысли, что необходимо «есть медленно, хорошо прожевывать и не торопиться», в отличие, например, от того, как ест маленький Сережа. «Почему ты так быстро ешь? - однажды спросила ребенка мать. «Если бы я ел медленно, мне бы блинов не досталось, другие бы съели». Толстой также, как и великий поэт, обожал печеный картофель. Интересно было смотреть, как он его ел. Сначала насыпал на тарелку небольшую кучку соли, клал около нее кусок сливочного масла, затем брал из миски, накрытой белой салфеткой, большую картофелину с румяной корочкой, разрезал пополам. Чтобы не обжечь пальцы, клал одну ее половинку на угол салфетки, облегавшей его грудь, и все время держал ее перед собой в левой руке. В правой держал чайную ложку, которой отламывал на тарелке кусочек масла и ею же прикасался к соли. После этого ложкой вынимал из кожуры кусочек картофеля, дул на него, чтобы остудить, и затем съедал. Так, с превеликим удовольствием он съедал три картофелины.
Лев Толстой без ошибки распознавал нрав, образ мыслей человека по его кулинарным пристрастиям. В своих произведениях писатель уделял большое внимание не только самой пище, но и той обстановке, в которой проходит обед, и особенно общению во время трапезы, семантике поведения сидящих за столом. Трапеза имеет свой язык, расшифровкой которого и занимался
Толстой, описывая обеды Стивы Облонского и Константина Левина в романе «Анна Каренина»:
«- В "Англию" или в "Эрмитаж"?
Мне все равно.
Ну, в "Англию", - сказал Степан Аркадьич, выбрав "Англию" потому, что там он, в "Англии", был более должен, чем в "Эрмитаже". Он потому считал нехорошим избегать эту гостиницу».
По дороге в ресторан каждый из толстовских героев думает о своем: «Левин думал о том, что означала эта перемена выражения на лице Кити, и то уверял себя, что есть надежда, то приходил в отчаяние-
Степан Аркадьич дорогой сочинял меню».
Для одного обед с его материальностью является чем-то пошлым, а для другого - поэтичным и ритуальным.
«Когда Левин вошел с Облонским в гостиницу, он не мог не заметить некоторой особенности выражения, как бы сдержанного сияния на лице и во всей фигуре Степана Аркадьича…
Сюда, ваше сиятельство… - говорил особенно липнувший старый белесый татарин с широким тазом и расходившимися над ним фалдами фраком. - Пожалуйте шляпу, ваше сиятельство, - говорил он Левину, в знак почтения к Степану Аркадьичу, ухаживая и за его гостем.
Так что ж, не начать ли с устриц, а потом уж и весь план изменить? А?
Мне все равно. Мне лучше всего щи и каша; но ведь здесь этого нет.
Каша, а ля рюс, прикажете? - сказал татарин, как няня над ребенком, нагибаясь над Левиным.
Нет, без шуток; что ты выберешь, то и хорошо. Я побегал на коньках, и есть хочется. И не думай, - прибавил он, заметив на лице Облонского недовольное выражение, - чтоб я не оценил твоего выбора. Я с удовольствием поем хорошо.
Еще бы! Что ни говори, это одно из удовольствий жизни, - сказал Степан Аркадьич. - Ну, так дай нам, братец ты мой, устриц два, или мало - три десятка, суп с кореньями…
Прентаньер, - подхватил татарин. Но Степан Аркадьич, видно, не хотел ему доставлять удовольствия, называть кушанье по-французски.
С кореньями, знаешь? Потом тюрбо под густым соусом, потом… ростбиф; да смотри, чтобы хорош был. Да каплунов, что ли, ну и консервов.
Татарин, вспомнив манеру Степана Аркадьича не называть кушанья по французской карте, не повторял за ним, но доставил себе удовольствие повторить весь заказ по карте: "Суп прентаньер, тюрбо сос Бомарше, пу- лард а лестрагон, маседуан де фрюи…"
Сыру вашего прикажете?
Ну да, пармезан. Или ты другой любишь?
Нет, мне все равно, - не в силах удерживать улыбки, говорил Левин».
Любопытно, что Левин и Облонский говорят как бы на разных языках, тем не менее это не мешает им понимать друг друга.
Толстой прекрасно разбирался во всех тонкостях «артистических» обедов, для которых готовилась специальная «программа», предусматривающая композицию, симметрию, «пуант» этого события. Стива Облонский, в чем читатель только что убедился, «любил пообедать». Но еще более любил давать утонченный по своему качеству обед. Это касалось не только блюд и напитков, но и выбора приглашенных персон. Программа обеда на сей раз была представлена живой рыбой, спаржей, чудесным ростбифом и марочными винами. Приглашение на обед знатных особ представляло собой своеобразный ритуал.
В романе «Воскресение» Толстой описал вошедший в моду в дворянской среде обед в английском стиле, когда все блюда выставлялись на стол без соблюдения последовательности. К финальной части застолья подавались «лакомства». Блюда при этом никто не разрезал. Обед у Чарских на страницах толстовского романа проходил уже в контексте новых традиций.
Обедали у графини Екатерины Ивановны в половине восьмого, и обед подавался по-новому, еще невиданному Нехлюдовым способу. Кушанья ставились на стол, и лакеи тотчас же уходили, так что обедающие сами
брали понравившиеся им блюда. Мужчины не позволяли дамам утруждать себя излишними движениями и, как сильный пол, мужественно несли всю тяжесть накладывания дамам и себе кушаний и наливания напитков. Когда же одно блюдо было съедено, графиня нажимала в столе пуговку электрического звонка, и лакеи беззвучно входили, быстро убирали, меняли приборы и приносили следующую перемену. Обед был утонченный, такие же были и вина. В большой светлой кухне работали французский шеф с двумя помощниками. Обедали вшестером: граф и графиня, их сын, угрюмый гвардейский офицер, клавший локти на стол, Нехлюдов, лектрисса- француженка и приехавший из деревни главноуправляющий графа. Что ж, обед получился вполне щегольским. Здесь отсутствовали только трюфели, как и всяческие бронзовые антикварные украшения, которые более не являлись эстетскими атрибутами.
К этому времени со стола была вытеснена французская сервировка, как и тосты в честь поваров. Ведь еще Бодлер говорил, что у Бальзака, например, любой поваренок отличался талантом.
Описание обедов в толстовских текстах весьма красноречиво и значимо. Так, в романе «Воскресение» величественность буфетчиков, накрахмаленные салфетки, заложенные за жилет, чувственные губы участников застолья с жирными шеями, серебряные вазы, большие разливательные ложки, красавцы лакеи с бакенбардами, омары, икра, сыры, упитанные фигуры - все это, начиная со швейцара и заканчивая льстивыми лакеями, вызывало протестное чувство у Дмитрия Нехлюдова.
Где, как и с кем обедать? Толстой считал, что это целая наука, с помощью которой можно продемонстрировать savoir invre, свой такт и свою значимость в обществе. Хорошее блюдо - привилегия повара, а вино считалось прерогативой самого хозяина. Во время обедов, в отличие от вечеринок, непозволительно было много разговаривать, спорить, рассуждать. Здесь уместно было обмениваться короткими остроумными фразами, щекочущими ухо собеседника. Яснополянские погреба были заполнены самодельным пенным вином Перфильевых, приготовленным на основе березового
толченого угля и дрожжей из виноградного белого вина, Захарьинекой водой, шампанским, настоянным на смородиновых листах с добавлением дрожжей и лимонов, кваса Шостака и пива князя Шаховского. Все эти напитки одаривали хозяина Ясной Поляны приятностью мысли, радостью, чувством полета. Благотворное влияние вина, его живительную силу он испытывал до конца дней своей жизни. Эразм Роттердамский пробовал даже свои больные почки лечить вином. Стакан хорошего вина, выпитый в момент творчества, помогал Толстому оторваться от земли, подняться до высот Монблана. Главное, по его мнению, было не переусердствовать. С горечью подмечал он места в шедеврах Шиллера, свидетельствующие о том, что их автор выпил шампанского значительно больше обычного. Толстой во всем, в том числе и в вине, ценил чувство меры, знаменитое ¦чуть-чуть». Только так «вино ее прелести может ударить в голову», любил он говорить о своей героине Наташе Ростовой.
До кризиса писатель любил курить насыпные папиросы, набитые женой, любил перед обедом выпить домашний травник или рюмку белого воронцовского вина. Несмотря на почти полное отсутствие зубов, он продолжал есть быстро, плохо пережевывая пищу. Понимая, что это вредно, приговаривал: «Чтобы быть здоровым, надо хорошо ходить и хорошо жевать». Когда болел, лечился вином, обычно крепким - мадерой или портвейном. «Алкоголь и никотинец», употребляемые в больших количествах, он считал большим грехом. Тем не менее самым «большим лишением» называл все-таки вино.
Великим грехом Толстой считал также и мясоедство. По его мнению, процессу писательства более всего мешали резание кур, их истошные крики, битье о землю, вытирание кровавых ножей о траву Как можно после этого их есть! Сыновья писателя утверждали, что, несмотря ни на что, это все-таки очень вкусно, а жена ссылалась на прислугу, желавшую есть мясо. Толстой верил, что через 40 лет образованные люди перестанут есть мясо и превратятся в вегетарианцев. Он разделял концепцию американского диетолога Хэйга, которая
заключалась в том, что мясо и бобовые нельзя употреблять по причине их вредного воздействия на мочевую кислоту. Поэтому ограничивал прием пищи до двух раз в день, а воды - до 30 унций, то есть до пяти стаканов. Утро начинал со свежих яблок Самым сложным для него оказалось бросить курить, так же как и отказаться от осетрины. Но, по словам Софьи Андреевны, Толстой иногда все же соблазнялся мясными блюдами.
Окончив утреннюю работу, Толстой выходил к завтраку, ел быстро и с равнодушием яйцо всмятку: распускал в небольшом стаканчике и крошил в него кусочек белого хлеба. Потом съедал еще небольшую порцию гречневой каши. Обед обычно подавали часов в шесть. Лев Николаевич, как правило, опаздывал и являлся тогда, когда первое блюдо было уже съедено. Он редко говорил о любимых блюдах, как, впрочем, и о самой еде. Его обед состоял из супа, мучных или молочных блюд и сладкого на десерт. Летом на стол подавались еще и ягоды. Софья Андреевна обычно готовила мужу чай на спиртовке, и Толстой шутливо подмечал, что ей надо было выйти замуж за Робинзона, который доил ламу.
Но чаще Толстой сам готовил себе неприхотливый ужин. Наливал воду из самовара в кастрюльку, высыпал туда несколько ложек муки, добавлял лимон, ставил кастрюлю на спиртовку. Потом с большим аппетитом принимался за похлебку. Чай пил с лимоном, вместо сахара ел изюм. На ужин обычно варил себе кашу из овсянки, которую Софья Андреевна сама покупала для него в коробках.
Завтракал в зале обычно в одиночестве. Ел или прованское масло с лимонным соком и белым хлебом, или брынзу, привозимую врачом Маковицким из Словакии, запивая чаем с коньяком. Все больше тяготел к «одинокому пиру». Иногда брал чашку чаю с баранками и уходил в кабинет.
Вегетарианство в Ясной Поляне чрезвычайно усложнило жизнь хозяйки, разделив семью на два лагеря. Однажды Софья Андреевна торжественно объявила за столом, что своих детей она никогда «не допустит до вегетарианства». Своими она называла тех, кому не было еще
двенадцати лет. Она была убеждена, что пища, употребляемая ее мужем - хлеб, картофель, капуста, грибы, - очень вредна для его хронически больной печени. Во время очередных желчных приступов она искусно подливала мясные бульоны во все его блюда, и Лев Николаевич этого не замечал или не хотел замечать, как это случалось, говорят, с некоторыми монахами.
В час дня обычно завтракали домашние. В два часа, после окончания общего завтрака, когда посуда еще оставалась на столе, в зале появлялся писатель. В это время кто-нибудь из присутствующих распоряжался подать Льву Николаевичу завтрак Через несколько минут слуга приносил разогретую овсянку и маленький горшочек с простоквашей. И так - каждый день - одно и то же.
Лев Николаевич имел свое собственное меню. Время его трапезы не определялось заранее, и Софья Андреевна жаловалась, что приходится ставить уже приготовленные овсяную кашу или бобы в печь дважды и держать их там очень долго. В итоге они становились едва съедобными. Случалось, что первый завтрак писатель пропускал вовсе.
Лев Николаевич любил в овсянку покрошить яйцо. Получалась серовато-желтоватая масса, непривлекательная на вид. Он съедал ее десертной ложкой, слегка разжевывая. Трудно было бы догадаться, что у него совсем нет зубов. Ему не было еще и сорока лет, когда он лишился их. Обычно он клал себе вторую порцию и съедал ее с не меньшим аппетитом, что и первую, приговаривая: «Овсянка тем и хороша, что ее никогда нельзя закончить. Не могу остановиться». Доктора считали, что Толстой питается неправильно, ест слишком много. Действительно, нередко он съедал два - четыре яйца за день и ел много хлеба. Врачи советовали ему вести образ жизни, более соответствовавший пожилому и обремененному болезнями человеку. Но он не хотел этого. Как вспоминала 2 января 1902 года О. К. Дитерикс, Толстой «выпивал за день до трех бутылок кефира, пять яиц, несколько чашек кофе с лимоном, съедал раза три овсянку или рисовое пюре, дутый пирог или что-нибудь в этом роде». А во время болезни иногда не ел ничего более двух суток.
Увлечение Толстым вегетарианством вызывало негодование у Софьи Андреевны, к которой присоединялась и свояченица. Вдвоем они упрекали Льва Николаевича в том, что своим отказом от мясоедства он сбил с толку дочерей, которые из-за вегетарианства стали «зелеными и худыми». Тот говорил, что он здесь абсолютно ни при чем, что это их осознанный выбор, продиктованный внутренними убеждениями. Жена же не стеснялась в выражениях, называла его «дураком», а дочерей - sottes (глупыми. - Н.Н.). Словом, скандал разгорался на пустом месте. Льву Николаевичу приходилось постоянно отшучиваться.
На самом деле, он придавал огромное значение вегетарианству в контексте происходящих общественных пристрастий, связанных с появлением новых символов. Сокрушался по поводу того, что в Москве наряду с такими религиозными и научными храмами, как храм Христа Спасителя и Московский университет, появился еще и «храм обжорства» - магазин Елисеева на Тверской улице, завладевший желудками горожан.
Сам же Лев Николаевич не всегда выдерживал проверку на прочность. Поэтому иногда в его дневнике появлялись вот такие записи: «Расстроил здоровье объедением. Стыдно!»; «Пью кофе - лишнее». Доктор Флеров, лечивший Толстого в Ясной Поляне, рассказывал, как его прославленный пациент заболел из-за масленичных дней: писатель съел столько блинов, «сколько хватило бы на двух здоровых людей».
«Обедал он как бы один и особо. Подавал ему лакей в белых перчатках и фраке на серебряном подносе кисель и кашу, еще что-то нетвердое и, конечно, безубойное, - вспоминал Василий Розанов. - Сидел он за одним столом, смешиваясь и не смешиваясь с остальными».
Вниманию читателей впервые предлагается яснополянское меню 1910 года, некий своеобразный гастрономический канон толстовской семьи, составленный Софьей Андреевной и хранящий ее пометки для поваров. В это время в усадьбе постоянно проживали Лев Николаевич, Софья Андреевна и Александра Львовна Толстые.
Суп-пюре овсяный. Гренки. Цыплята с рисом. Бланманже. Столовое вино Бори. Поставить рис и крутые яйца; нарезать их половинками и положить кругом.
Завтрак-.
Манная молочная каша. Яйца всмятку. Вчерашние котлеты из каши, прибавить тушеных грибов, холодный язык.
Суп перловый, пирожки, куриные котлеты, пюре картофельное и вермишель, томат особый, протертые яблоки с черносливом.
Завтрак:
Холодная ветчина, крутая овсяная каша, форшмак, свинина с грибами.
Суп с клецками и кореньями, пирожки, цыпленок жареный пополам, макароны, суфле из рыбы с морковью, желе малиновое.
Завтрак
Котлеты рисовые. Салат картофельный со свеклой. Сбитая яичница.
Суп овсяный, пюре, пирог с грибами, рис, соус голландский или белый, яйца, жареные цыплята, 3 штуки. Блинчики графу, бисквит вчерашний.
Завтрак:
Манная каша на грибном бульоне, яйца всмятку 10 штук, оставшаяся рыба или поджарить говядину, которая была куплена.
Суп-лапша, пирожки, котлетки с жареным картофелем, зеленая фасоль с рисом, крем в чашках.
Завтрак:
Винегрет из овощей, манная каша молочная. Оставшееся.
Борщок, каша на сковороде, рыба с картофелем, горячий компот.
Завтрак:
Пшенная молочная каша, оставшееся.
Суп, пирожки, жареные цыплята, цветная капуста, кисель горячий. Завтрак-
Яичница с ветчиной, печеная картошка.
Суп-пюре овсяный, пирожки вчерашние, жареная баранина, буженина с картофелем. Завтрак:
Оставшаяся рыба, яичница с черным хлебом, котлеты фаршированные.
Борщ, каша, котлеты говяжьи, оладьи яблочные. Завтрак:
Винегрет, корзинки из яиц.
Суп-пюре из моркови, пирог из капусты, жареная телятина, кисель клюквенный, миндальное молоко. Завтрак:
Рис разварной, огородник
Суп манный, пирожки, горошек с яйцами, жареные грибы. Завтрак
Холодная телятина, макароны.
Бульон, котлеты телячьи, рис запеченный, грибы тушеные, компот, яблоки протертые. Завтрак:
Яйца с ветчиной, каша пшенная молочная.
Суп-пюре овсяный, пирожки, жареная индейка с картофелем, бланманже. Завтрак:
Томаты фаршированные, каша пшенная.
Борщ, каша, жареная телятина, грибы, пирожки яблочные. Завтрак
Форшмак, винегрет.
Суп перловый, пирожки, битки в сметане, рисовые котлеты, яблочный сбитень. Завтрак
Яичница с черным хлебом, суфле из моркови.
Суп, пирожки, винегрет, рис отварной, компот.
Завтрак
Все оставшееся.
Щи, каша, огородник, жареные грибы. Завтрак
Яичница взбитая, каша пшенная.
Суп-пюре овсяный, пирожки, индейка жареная, бисквит. Завтрак
Каша рисовая, яичница.
Суп-пюре из цветной капусты, пирог блинчатый, томаты фаршированные, пирог вчерашний. Завтрак: Винегрет, каша.
Борщ, суп, каша на сковороде, ветчина в горшочке.
Суп притоньер с омлетом, пирожки, утка с яблоками, котлеты рисовые с фасолью, крем яблочный. Завтрак:
Холодная ветчина, жареные грибы, каша пшенная.
Суп/щи, каша, цветная капуста, крем в чашках.
Завтрак:
Спросить у Саши.
Суп рисовый, пирожки, вареная рыба, картофель, кисель горячий. Завтрак
Яичница, холодная ветчина, каша с молоком.
Борщок, гренки из каши, солянка рыбная, рис, компот. Завтрак
Спросить у Саши. Рыбу не подавать, оставить к обеду.
Пропуск в меню
Суп-пюре овсяный, пирожки, рисовые котлеты, салат картофельный со свеклой. Сладкие коренья, бланманже.
Завтрак
Кашка смоленская, яйца всмятку.
Суп рисовый. Пирожки вчерашние, макароны, томаты отдельно, горошек сухой с яйцом, кисель горячий.
Завтрак
Рисовая молочная кашка, картофельное пюре, брюссельская капуста, варенье.
Суп-пюре, гренки с сыром, заливная рыба, горошек консервированный, яйца.
Завтрак
Капуста фаршированная, постный форшмак, селедка. Татьяне Львовне и графу - геркулес. Графу еще яйца всмятку.
Суп овсяный, пирожки, суфле из рыбы с морковью, кисель горячий.
Завтрак
Что осталось, пирог с капустой, если мало осталось, я не видела, то что-нибудь прибавить.
Суп-похлебка, пирожки, яйца в томате. Жареные сладкие коренья, крем в чашках. Графу такой же суп, как вчера. Яйцо. Manioca на вине.
Завтрак
Жидкая молочная манная каша, картофельные котлеты с капустой красной или белой. Графу овсянка и яйцо.
Суп перловый графу. Нам - всем борщ. Пирожки с кашей. Рис запеченный, соус белый. Пюре картофельное и брюсс. Протертые яблоки с черносливом. Графу - чашку чайную манной кашки на миндальном молоке.
Завтрак
Жареная картошка с луком, крупеник Овсянка и яйцо графу.
Суп с рисом, пирожки. Рябчики нам жареные, сбитая яичница. Цветная капуста, бисквит с взбитыми сливками.
Завтрак:
Жидкая молочная кашка манная. Все вчерашнее. Рыба сваренная на троих человек, картофель вареный. Графу овсянки и яйцо.
Суп-пюре перловый, мелкие сухарики, соус морковный на молоке, получше разварить. Яйца, томаты. Манная жидкая, шоколадная кашка.
Завтрак:
Пшенная молочная кашка, форшмак. Графу - овсянка и яйца.
Борщок, гренки из каши. Макароны, жареные сладкие коренья. Печеные яблоки.
Завтрак:
Солянка с черными гренками, гречневая размазня с луком.
Суп-пюре рисовый, пирожки, картофельные котлеты с консервированным горошком, вермишель, дутый пирог.
Завтрак
Геркулес графу и яйцо. Жареная картошка. Сырники.
Щи, каша на сковороде. (Графу протереть.) Тетерева поджарить. Поставить корзиночки из яиц. Груша. Соус голландский. Желе.
Завтрак
Фаршированный кочан, кашка манная молочная жидкая. Сбитая яичница.
Суп-лапша, пирожки. Рис гарнированный крутыми яйцами, соус белый или голландский. Репа и картофель печеные. Яблочные пирожки.
Завтрак
Каша гречневая на сковороде. (Лист оторван.)
Ленивые щи, каша графу протертая. Морковный соус + фасоль свежая (пополам на блюде перегородить). Суфле миндальное, сироп.
Завтрак:
К чаю Толстой всегда приходил вовремя. С годами он стал большим его поклонником, изменив кофе за его «иллюзорность энергии», под воздействием которой человек «пишет, пишет, быстро и много сочиняет, как Бальзак, но только это все ни к чему». Чай и кофе поделили мир на две половины. Россия, как и Англия, Китай, Индия, Япония, была оплотом чая. Не случайно А. Дюма-отец утверждал, что «лучший чай пьют в Санкт-Петербурге».
Толстой, по российской традиции, пил чай непременно из стакана с подстаканником. Самым главным для него в церемонии чаепития были не варенье и не пирог, а вдумчивые разговоры, во время которых было запрещено только одно: «пукать и ругать правительство».
Были найдены дневники Льва Толстого, в которых он для себя записывал правила развития воли и совершенствования умственных способностей. Как открыть перед собой огромные возможности и выбирать любой путь в жизни по мнению писателя?
Льва Толстого, одного из величайших русских писателей, сложно назвать типичным образцом серьезного и старого помещика и графа, который пишет объемные, нравоучительные и сложные книги. Толстой был знаменит тем, что совершенно не соответствовал своему графскому статусу – был простым, работоспособным и приветливым человеком, любил природу и не имел склонности к роскошной жизни.
Были у него и свои недостатки – ветреный и тщеславный характер, страсть к азартным играм, даже легкомыслие были присущи еще молодому Льву, которого дважды отчисляли из казанского университета.
Но его живой ум вместе с потрясающей силой воли сделали его талантливым писателем и мыслителем, книги которого сегодня знают и любят по всему миру. По-видимому, человеку с таким характером непросто было заставить себя продуктивно и постоянно работать, но нам известны методы развития воли Льва Толстого.
Среди многочисленных книг писателя были найдены его дневники, в которых он для себя записывал правила развития воли и совершенствования умственных способностей. С тех пор эти правила не потеряли актуальности, хотя записаны были полтора века назад. Возможно, в начале своего творческого пути Толстому не хватало силы воли, но с помощью этих установок, которые он поставил для себя, он достиг больших успехов.
Писатель разделял три вида воли: телесную, чувственную и разумную. Самым главным видом считался последний, но развивать их, по мнению Толстого, необходимо одновременно. Когда человек совершенствует все три вида воли, он открывает перед собой огромные возможности и может выбирать любой путь в жизни, какой захочет.
1 этап – развитие телесной воли
Толстой упоминал, что именно этот вид – телесная воля – лучше всего развит у человека, так как благодаря этому человек отделился от остального животного вида. Поэтому зачатки телесной воли есть у каждого, ведь она составляет существенную часть нашей жизни – нужно и только немного развить. Единственные исключения из этого правила – это люди в младенческий или дряхлый период, когда человек еще или уже не контролирует свое тело.
1 правило. Толстой советует для развития телесной воли заранее записывать задачи на день – с утра или накануне. Просто составьте список дел, которые необходимо выполнить в течение дня, и за этот день обязательно исполните все назначенное. Более того, Лев Толстой указывает, что даже если исполнение какого-либо дела нанесет вред, все равно желательно его исполнить.
Это правило не только отлично тренирует волю, но и развивает ум, который поможет разумнее подходить к составлению списка задач. После прожитого дня человек обычно анализирует свои поступки, и на основе результатов может составить более продуктивный план на следующий день.
2 правило. Необходимо научиться контролировать сон. Рекомендуемая длительность сна около 7-9 часов, но каждый человек индивидуален, одному достаточно семи часов, другой хорошо себя чувствует только после продолжительного сна. Поэтому нужно выяснить, какое количество времени сна оптимально для вас, и с этого момента спать ежедневно именно столько часов, не больше и не меньше.
Помните, что «еще полчасика» по утрам, конечно, приятны, но, во-первых, ослабляют телесную волю, а во-вторых, лишают заряда бодрости по утрам. Толстой считал, что во сне телесная воля человека совершенно не работает, поэтому сам он по минимуму сокращал время сна и всегда вставал еще до восхода.
3 правило. Очень важно часто испытывать физические неприятности и трудности, и при этом не показывать внешне, как они тяжелы. Толстой писал, что необходимо «регулярно делать движения», то есть больше двигаться, делать зарядку, физические упражнения каждый день.
Можно заняться бегом или другим видом спорта – главное, не позволять себе весь день провести в относительном покое. Писатель рекомендовал заниматься движением на воздухе. Он не только регулярно занимался упражнениями, но и выполнял тяжелую работу – например, во время Крымской войны считался выносливым и сильным офицером.
Кроме того, в мирное время Толстой посещал бальные танцы и заставлял себя танцевать, хотя не очень любил это занятие. Но результат такого подхода просто великолепен – Лев Толстой прожил больше восьмидесяти лет, и даже в конце жизни его нельзя было назвать дряхлым, слабым и немощным. Рассказывали, что когда писателю было больше восьмидесяти, он ежедневно катался рысью на лошади по несколько верст.
4 правило. Это правило звучит кратко – будь верен своему слову, в том числе, если ты дал его себе. Казалось бы, ничего сложного, но именно оно часто подводит человека, решившего заняться развитием силы воли.
5 правило. Не бросать начатые дела. Это тренирует не только силу воли, но и осознанность действий. Когда у человека вырабатывается привычка доводить все до конца, он начинает заранее перед любым действием представлять себе результат. Это помогает делать все спокойно, целостно и по порядку, без суеты и суматошности. Это правило Лев Толстой вывел, исходя из собственного опыта – в юности он пытался посвятить себя множеству различных дел.
6 правило. Составить таблицу, которая включает в себя все мелочи повседневной жизни. Толстой вносил в эту таблицу все аспекты жизни: сколько трубок выкуривать в день, сколько есть, что есть, когда заниматься физическими упражнениями, какие упражнения в какой день выполнять и так далее. Такая таблица поможет планировать время, вести учет расходам, успевать выполнять все дела.
Ученые давно доказали пользу установленного распорядка дня: важно вставать в одно и то же время, принимать пищу в определенные часы – при таких привычках организм существует без резких изменений и стрессов, а при переменах становится как будто «дезориентированным». Подобный совет можно встретить не только у Льва Толстого, например, Кант тоже считал, что жизнь должна быть тщательно рассчитана по дням и часам.
Этот немецкий философ жил четко по хронометру: целыми десятилетиями вовремя вставал, делал все в одно и то же время, так что даже жители Кенигсберга часто проверяли по нему часы. У него было расписано все до таких мелочей, как например, в какой день что есть, какого цвета одежду надеть. Конечно, это крайность, и вряд ли кто-нибудь захочет повторить этот опыт. Но ввести в свою жизнь распорядок все же стоит.
1908 год, Ясная Поляна. Л.Н.Толстой с любимым конем Делиром
2 этап – развитие эмоциональной воли
Эмоциональная воля, как видно из названия, контролирует эмоции человека, подчиняет их его целям. Писатель считал, что все чувства вызываются любовью, которая может принимать различные формы: есть самолюбие, любовь к окружающему миру, страстная любовь. Важно развивать все стороны любви, не отдавая предпочтения какой-либо одной.
Когда Толстой придумал для себя это правило, он находился в неопределенном состоянии: то пытался отрешиться от своих желаний и посвятить себя любви к миру, то пускался в душевные искания и позволял себе любые развлечения. Но уже через некоторое время он нашел равновесие в своих эмоциях. Хотя дальнейшая его жизнь показывает, что самоотрешение проявлялось чаще, чем самолюбие.
Таким образом, общее правило для развития воли эмоций гласит: все чувственные дела не должны идти на поводу у чувств, а быть следствием воли. Кроме того, чувства человека не должны исходить исключительно из любви к себе.
1 правило. Не стараться угодить людям, которых вы не знаете или не любите. Этим правилом будет сложно руководствоваться в жизни, ведь почти каждый человек заботится о том, чтобы его уважали, любили и принимали окружающие. И зачастую это доходит до того, что нас начинает волновать мнение совершенно посторонних людей – мы забываем, что нужно нам самим и начинаем подстраиваться под общественные стандарты. Уходить в другую сторону тоже не стоит – гипертрофированное самолюбие и уход от окружающих ведет к потере контакта с другими людьми и вызывает неспособность к любви.
Нужно просто постоянно помнить, что как и вас, других людей в первую очередь волнуют чужие мысли. Они также волнуются из-за того, как их воспринимают со стороны, как к ним относятся, уважают ли их, а ваши собственные мотивы и побуждения не видны для них. Поэтому не стоит забивать себе голову подобными мыслями. Толстой советовал выполнять такое упражнение: регулярно спрашивать себя «Что бы я сейчас сделал, если бы мне было все равно, что подумают и скажут люди?» и «Что бы я перестал делать, если бы мне было безразлично мнение других людей?». В соответствии с ответами на эти вопросы нужно скорректировать свою жизнь.
2 правило. Заниматься самосовершенствованием для себя, а не для других. Хорошо, когда человек стремится стать лучше и имеет план для достижения цели. Но главное при этом – мотивы должны исходить от себя, а не от других людей. Как показывает практика, это приносит лучшие результаты.
Например, Толстой, который, наряду со многими другими великими людьми, имел трудности в получении стандартного образования, но сумел достичь многого самообучением и саморазвитием. Когда он открыл в Ясной Поляне народную школу, то не вводил никаких обязательных предметов, оценок, учета посещений – тем не менее, дело успешно продвигалось, и немало учеников получило образование.
3 правило. Стараться быть хорошим, но не показывать это остальным. Не стоит, конечно, скрывать от всех, что вы хорошо разбираетесь – но даже если этот так, все ваше мастерство может обесцениться, если кричать об этом на каждом углу.
4 правило. Находить в других людях достоинства и не искать недостатки. Настройка на позитив хороша не только в оценке других людей, но и всей жизни. Толстой призывал всех говорить правду, а самому не оправдываться.
5 правило. Жить хуже, чем можно себе позволить. Это правило как нельзя лучше тренирует силу воли: даже если вы разбогатели и можете позволить себе гораздо больше, не меняйте образа жизни. Как показывает история и практика, лишний комфорт и роскошь на корню убивают стремление к самосовершенствованию.
Даже великая Римская империя развалилась скорее из-за слишком изнеженной, роскошной жизни, а не из-за варваров. Нужно точно знать, какие вещи действительно необходимы в жизни, а какие просто приносят ненужный комфорт, убивают время, вредят телу или характеру.
6 правило. Десятую часть своего имущества жертвовать другим людям. Толстой на протяжении всей своей жизни занимался благотворительностью и призывал окружающих тратить часть своего богатства на полезные для общества дела. Главное, говорил он, не отдавать деньги на абстрактные блага и не подавать милостыню, важно выполнять действительно полезные, конкретные дела.
Русские писатели круга журнала «Современник». И. А. Гончаров, И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой, Д. В. Григорович, А. В. Дружинин и А. Н. Островский. 15 февраля 1856 г. Фотография С. Л. Левицкого
3 этап – развитие разумной воли
Высшей степени совершенствования человек достигает, когда его воля становится способна контролировать разум. Толстой писал о том, что наши мысли влияют на наши действия, на то, что с нами происходит. Если овладеть разумной волей, объединив ее с эмоциональной и телесной, то можно достичь высоких результатов развития различных способностей человека, в том числе памяти, ума, обдуманности и других.
1 правило. Назначать умственные занятия на каждый день. Утром или с вечера, составляя список задач на день, вы не должны обходить стороной и умственные дела: например, чтение книг, изучение науки, мыслительную деятельность и тому подобное. Для таких дел нужно выделять специальное время, также примерно раз в неделю необходимо отвести время для составления планов и анализа произошедшего.
Толстой, например, занимался этим по субботам. Подчинение умственной деятельности строгому распорядку дисциплинирует ум и заставляет его работать продуктивнее, вследствие чего можно добиться больших результатов. Постепенно можно начать планировать свою жизнь не только по дням, но и большим отрезкам времени. Также Толстой советовал вести письменный самоанализ и сам следовал этому совету.
2 правило. При изучении какого-либо дела или при любой деятельности все умственные силы должны быть направлены на этот предмет. Это значит, что в любом деле очень важно уметь полностью сосредотачиваться, концентрировать свое внимание, не давать разуму отвлекаться. Сложная задача, особенно в неблагоприятной или шумной обстановке, но в этом и состоит контроль воли. Сначала будет трудно не отвлекаться и посвящать весь свой ум одной проблеме, но это быстро входит в привычку.
3 правило. Не мечтайте. Это правило может показаться странным и даже не полезным. Толстой предупреждал о вреде мечтания. Но важно разграничивать два понятия – мечты и цели. Цели – важная и полезная часть жизни человека, они позволяют сосредотачивать свои силы на определенном пути и быстро прокладывать себе путь вперед. Мечты же, наоборот, возвращают человека назад, расслабляют волю, снижают внимание и сосредоточенность. Несбыточные мечты, бесполезные желания не приведут ни к чему хорошему, поэтому важно вдумчиво и сосредоточенно планировать свою жизнь, не мечтая.
4 правило. Нельзя позволять чувствам и эмоциям захватывать разум. Справиться со своими чувствами порой нелегко, сильные эмоции толкают людей на неразумные поступки, вызывают неадекватное поведение. Позже мы начинаем сожалеть об этом, так как в спокойной обстановке имеем возможность обдумать ситуацию и найти лучший выход. Поэтому нужно научиться даже в такие эмоциональные моменты перехватить контроль над разумом и не давать чувствам управлять им.
5 правило. Не бросать любые начатые умственные занятия. Развитие силы воли можно сравнить с укреплением мышечной массы – если регулярно заниматься, она растет, а если забросить, то сходит на нет.
Л. Н. Толстой с женой и детьми. 1887 год
Не стоит кардинально менять свою жизнь и пытаться ввести в нее сразу все правила, иначе еще не развитая сила воли не позволит жить в таком режиме, что принесет только разочарования. Лучше следовать этим правилам постепенно, и главное, не забывать основного совета Льва Толстого: перед тем, как бездумно следовать правилу, нужно его испытать.
ВЫДЕРЖКА ИЗ ЧАСТНОГО ПИСЬМА ПО ПОВОДУ ВОЗРАЖЕНИЙ НА СТАТЬЮ «ЖЕНЩИНАМ».
Призвание всякого человека, мужчины и женщины, в том, чтобы служить людям. С этим общим положением, я думаю, согласны все не безнравственные люди. Разница между мужчинами и женщинами в исполнении этого назначения только в средствах, которыми они его достигают, т. е. чем они служат людям.
Мужчина служит людям и физической работой — приобретая средства пропитания, и работой умственной — изучением законов природы для побеждения ее, и работой общественной — учреждением форм жизни, установлением отношений между людьми. Средства служения людям для мужчины очень многообразны. Вся деятельность человечества, за исключением деторождения и кормления, составляет поприще его служения людям. Женщина же, кроме своей возможности служения людям всеми теми же, как и мужчина, сторонами своего существования, по строению своему призвана, привлечена неизбежно к тому служению, которое одно исключено в области служения мужчины.
Служение человечеству само собой разделяется на две части: одно — увеличение блага в существующем человечестве, другое — продолжение самого человечества. К первому призваны преимущественно мужчины, так как они лишены возможности служить второму. Ко второму призваны преимущественно женщины, так как исключительно они способны к нему. Этого различия нельзя, не должно и грешно (т. е. ошибочно) не помнить и стирать. Из этого различия вытекают обязанности тех и других, обязанности не выдуманные людьми, но лежащие в природе вещей. Из этого же различия вытекает оценка добродетели и порока женщины и мужчины — оценка, существовавшая во все века и теперь существующая и никогда не перестанущая существовать, пока в людях был, есть и будет разум.
Всегда было и будет то, что мужчина, проводящий большую часть своей жизни в свойственном ему многообразном физическом и умственном общественном труде, и женщина, проводящая большую часть своей жизни в свойственном исключительно ей труде рождения, кормления, и возращения детей, будут одинаково чувствовать, что они делают то, что должно, и будут одинаково возбуждать уважение и любовь других людей, потому что оба исполняют свое, то, что предназначено им по их природе.
Призвание мужчины многообразнее и шире, призвание женщины однообразнее и уже, но глубже, и потому всегда было а будет то, что мужчина, имеющий сотни обязанностей, изменив одной, десяти из них, остается не дурным, не вредным человеком, исполнив большую часть своего призвания. Женщина же, имеющая малое число обязанностей, изменив одной из них, тотчас же нравственно падает ниже мужчины, изменившего десяти из своих сотни обязанностей. Таково всегда было общее мнение и таково оно всегда будет, потому что такова сущность дела.
Мужчина для исполнения воли Бога должен служить ему и в области физического труда, и мысли, и нравственности: он всеми этими делами может исполнить свое назначение. Для женщины средства служения Богу суть преимущественно и почти исключительно (потому что кроме нее никто не может этого сделать) — дети. Только через дела свои призван служить Богу и людям мужчина, только через детей своих призвана служить женщина.
И потому любовь к своим детям, вложенная в женщину, исключительная любовь, с которой совершенно напрасно бороться рассудочно, всегда будет и должна быть свойственна женщине-матери. Любовь эта к ребенку в младенчестве есть вовсе не эгоизм, а это есть любовь работника к той работе, которую он делает в то время, как она у него в руках. Отнимите эту любовь к предмету своей работы, и невозможна работа. Пока я делаю сапог, я его люблю больше всего. Если бы я не любил его, я бы не мог и работать его. Испортят мне его, я буду в отчаянии, но я люблю его так до тех пор, пока работаю. Когда сработал, остается привязанность, предпочтение, слабое и незаконное.
То же и с матерью. Мужчина призван служить людям через многообразные работы, и он любит эти работы, пока их делает.
Женщина призвана служить людям через своих детей, и она не может не любить этих своих детей, пока она их делает, до 3-х, 7-ми, 10 лет.
По общему призванию — служить Богу и людям — мужчина и женщина совершенно равны, несмотря на различие в форме этого служения. Равенство в том, что одно служение столь же важно, как и другое, что одно немыслимо без другого, что одно обусловливает другое и что для действительного служения как мужчине, так женщине одинаково необходимо знание истины, без которого деятельность как мужчины, так и женщины становится не полезной, но вредной для человечества. Мужчина призван исполнять свой многообразный труд, но труд его тогда только полезен, и его работа, и физическая, и умственная, и общественная, тогда только плодотворны, когда они совершаются во имя истины и блага других людей. Как бы усердно ни занимался мужчина увеличением своих удовольствий, праздным умствованием и общественной деятельностью для своей пользы, труд его не будет плодотворен. Он будет плодотворен только тогда, когда будет направлен к тому, чтобы уменьшить страдания людей от нужды, от невежества и от ложного общественного устройства.
То же и с призванием женщины: ее рождение, кормление, возращение детей будет полезно человечеству только тогда, когда она будет выращивать не просто детей для своей радости, а будущих слуг человечества; когда воспитание этих детей будет совершаться во имя истины и для блага людей, т. е. она будет воспитывать детей так, чтобы они были наилучшими людьми и работниками для других людей.
Идеальная женщина, по мне, будет та, которая, усвоив высшее миросозерцание того времени, в котором она живет, отдается своему женскому, непреодолимо вложенному в нее призванию — родит, выкормит и воспитает наибольшее количество детей, способных работать для людей, по усвоенному ей миросозерцанию.
Для того же чтобы усвоить себе высшее миросозерцание, мне кажется, нет надобности посещать курсы, а нужно только прочесть Евангелие и не закрывать глаз, ушей и, главное, сердца.
Ну, а те, у которых нет детей, которые не вышли замуж, вдовы? Те будут прекрасно делать, если будут участвовать в мужском многообразном труде. Но нельзя будет не жалеть о том, что такое драгоценное орудие, как женщина, лишилось возможности исполнять ей одной свойственное великое назначение.
Тем более, что всякая женщина, отрожавшись, если у ней есть силы, успеет заняться этою помощью мужчине в его труде. Помощь женщины в этом труде очень драгоценна, но видеть молодую женщину, готовую к деторождению и занятую мужским трудом, всегда будет жалко. Видеть такую женщину — всё равно, что видеть драгоценный чернозем, засыпанный щебнем для плаца или гулянья. Еще жалче: потому что земля эта могла бы родить только хлеб, а женщина могла бы родить то, чему не может быть оценки, выше чего ничего нет, — человека. И только она одна может это сделать.
Примечания
«Частное письмо» это было написано Толстым 17—18 апреля 1886 г. В. Г. Черткову. В нем сначала сообщается о недовольстве С. А. Толстой появлением в «Русском богатстве» трех толстовских легенд, затем о радости, испытанной Толстым от общения с людьми, сближающимися с истиной, далее выражается удовлетворение по поводу того, что Л. Е. Оболенский, редактор журнала «Русское богатство», хорошо защитил его от нападок на него за его взгляды на призвание женщины и на науку. Тут же выражается недоумение, почему можно бранить барынь с локонами и нельзя дурно отзываться о женских курсах, оспаривается взгляд, по которому женщины должны одинаково любить своих и чужих детей. Вслед за этим, со слов: «Призвание всякого человека, и мужчины и женщины» и до конца письма речь идет о различии труда мужчин и женщин.
Статья «Женщинам», о которой упоминается в заглавии, — последняя глава обширной статьи «Мысли, вызванные переписью», появившейся впервые в печати в 1886 г., в XII томе пятого издания сочинений Толстого, и во всех последующих изданиях печатавшейся под заглавием „Отрывок из статьи: «Так что же нам делать?»“
По поводу главы «Женщинам» А. М. Скабичевским в № 91 газеты «Новости» за 1886 г. была напечатана резкая, почти издевательская заметка «Граф Л. Н. Толстой о женском вопросе», в которой критик попутно осуждал Толстого и за его взгляды на науку и искусство. В ответ на эту заметку Л. Е. Оболенский напечатал в 4-й книжке «Русского богатства» за 1886 г. статью «Лев Толстой о женском вопросе, искусстве и науке (По поводу заметки г. Скабичевского)», в которой взял Толстого под свою защиту.
В связи с полемикой Оболенского со Скабичевским, а также, видимо, в связи с нападками на Толстого в обществе по поводу его взглядов на женский вопрос Толстой еще раз и высказался по этому поводу в письме к Черткову.
Вслед за получением письма В. Г. Чертков сделал выписку из него, начиная с того места, где письмо утрачивает характер личного обращения и до конца, и, передав ее Толстому при свидании с ним, просил его разрешения напечатать ее. 22—23 апреля Толстой писал Черткову: «Выписку о женском труде я еще пересмотрю и тогда напишу».
Вскоре однако Толстой решил отправить эту выписку Л. Е. Оболенскому для напечатания ее в «Русском богатстве», В сохранившемся начале неотосланного письма к нему Толстой в середине мая 1886 г. писал: «Сейчас видел Черткова. Он мне передал выписку из письма моего. Я просмотрел ее и посылаю вам. Напечатайте, если найдете годящимся». Однако выписка была несколько задержана с отсылкой, видимо, для более тщательной ее отделки. Она напечатана была в №№ 5—6 «Русского богатства» за 1886 г. под заглавием „Труд мужчин и женщин. Выдержка из частного письма по поводу возражений на статью «Женщинам»“. В собрания сочинений Толстого статья эта стала входить начиная с шестого издания 1886 г. и в той же редакции, какая напечатана была в «Русском богатстве», но с сокращенным заглавием (слова «Труд мужчин и женщин» были выпущены).
Эта редакция от текста самого письма отличается, помимо того что в ней опущено всё начало письма до слов: «Призвание всякого человека, и мужчины и женщины, в том, чтобы служить людям», еще исправлением нескольких фраз. Исправления эти, впрочем, ничего существенно нового не вносят и сводятся лишь к сглаживанию стилистических шероховатостей или к уточнению высказанных мыслей. Так, фраза: «Разница между мущинами и женщинами въ исполненiи этаго назначенiя есть большая по средствамъ, которыми они служатъ людямъ» — исправлена так: «Разница между мущинами и женщинами въ исполненiи этого назначенiя только въ средствахъ, которыми они его достигаютъ, т. е. чемъ они служатъ людямъ». Фраза: «Мущина служитъ людямъ и физическимъ, и умственнымъ, и нравственнымъ трудомъ» исправлена и распространена: «Мущина служитъ людямъ и физической работой — приобретая средства пропитанiя, и работой умственной — изученiемъ законовъ природы для побежденiя ея, и работой общественной — учрежденiемъ формъ жизни, установленiемъ отношенiй между людьми». Фраза: «Мущина призван исполнять свой многообразный трудъ, но трудъ его только тогда полезенъ и его работа (хлебъ пахать или пушки делать), и его умственная деятельность (облегчать жизнь людей или считать деньги), и его религiозная деятельность (сближать людей или петь молебны) тогда только плодотворны, когда они совершаются во имя высшей доступной человеку истины» исправлена так: «Мущина призванъ исполнять свой многообразный труд, но трудъ его тогда только полезенъ, и его работа, и физическая, и умственная, и общественная тогда только плодотворны, когда они совершаются во имя истины и блага другихъ людей». Очевидно, новая редакция последней фразы обусловлена была в первую очередь не соображениями цензурного характера, а тем, что при вторичном обдумывании этой фразы Толстой со своей точки зрения не мог не усмотреть в ней известной двусмысленности: делать пушки, считать деньги, петь молебны — всё это, по его взгляду, ни при каких условиях человек не может считать полезной и плодотворной работой.
В таком же роде и другие исправления.
В книжке «О половом вопросе. Мысли Л. Н. Толстого», вышедшей в издании «Свободного слова» (Christchurch, 1901) В. Г. Чертков опубликовал отрывки из письма к нему Толстого в первоначальной редакции, также начиная со слов: «Призвание всякого человека...», но с пропуском нескольких заключительных фраз в двух последних абзацах (стр. 75—78).
Так как Толстым к печати предназначался им самим выправленный текст «Выдержки» в редакции, опубликованной в «Русском богатстве», то этот именно текст и печатается в настоящем издании.
Сноски
349. А не Л. Е. Оболенскому, как ошибочно указывает A. Л. Бем в «Библиографическом указателе творений Л. Н. Толстого», Лгр., 1926, стр. 81. Напечатано в т. 85, стр. 345—349.
350. Том 85, стр. 351.
Лев Толстой Ел лишнее - стыдно
Великий писатель и философ Лев Николаевич Толстой, по рождению и воспитанию принадлежащий к родовой дворянской знати, проповедовал трудовой образ жизни. Его долгий и плодотворный земной путь можно назвать школой труда и самодисциплины. Для многих современников и потомков система его взглядов стала образцом для подражания. Наш собеседник - научный сотрудник Государственного музея Льва Толстого в Москве Татьяна Васильевна Романова.
В огромном литературном и эпистолярном наследии Льва Николаевича Толстого немало рассуждений о врачах, медицине, здоровье, режиме дня, физических нагрузках, нравственном воспитании. Во времена Толстого у всех образованных людей, а тем более у представителей аристократического круга, было принято уважительное, какое-то сверхпочтительное отношение к медицинской науке. Толстой же иронически воспринимал преклонение перед наукой вообще и медициной в частности.
Медицину Толстой рассматривал с нравственных позиций. Вылечить болезнь, с точки зрения Толстого, нельзя только при помощи лекарств, но ее можно побороть добрым отношением к человеку, состраданием, словом любви. Настоящие врачи, по Толстому, - это особая порода людей, которые обладают врожденным милосердием и даром любви.
Эти качества он видел в характерах лекарей, имена которых были скромны, а не в модных врачах с их самоуверенностью и самовлюбленностью. Именно лекарь, знающий больного с детства, способен исцелить не только тело, но и душу. Образ такого доброго лекаря на страницах толстовской прозы возникает лишь один раз. Это - "милый врач" Иван Васильевич, один из персонажей повести "Детство". Доктор, способный просиживать ночи напролет у постели больного, душеспаситель, находящий доброе слово для своего пациента.
Состояние же человека, по Толстому, нельзя разделить на физическое и нравственное. По мнению великого писателя, организм реагирует на внешние проявления состоянием духовным и физическим, а еще чаще духовная подавленность, грусть и печаль вызывают болезни.
Потому "настрой духа" - гораздо серьезнее и важнее. Медицина же лечит только следствие - физическую боль, а не устраняет нравственную, душевную причину. Главная миссия врачей - умение внушать больному веру в выздоровление. Выздоровление может обеспечить только успокоение, возможность жить в гармонии с окружающим миром.
Эта мысль непосредственно связана с мировоззрением Толстого: с его пониманием положения человека в мире природы, цивилизации, культуры. Он был сторонником естественного человека, живущего в тесном единстве с природным миром, не искалеченного городской сутолокой и верного своему изначальному естеству.
Надо быть ближе к природе. Вредно любое излишество, придуманное цивилизацией. Такова отправная посылка знаменитой толстовской теории "трудовой жизни". Согласно этой теории в жизни писателя возникло вегетарианство как культ простой пищи; пристрастие к естественным тканям: полотну, холстине, батисту; особый ритм жизни, ее по-крестьянски трудовой настрой.
Итак, главное лекарство - правильная жизнь по законам природы, согласованная с нравственным началом. Толстой был согласен с теми докторами, которые полагали, что новые лекарства отучают организм бороться с самими болезнями.
Для того, чтобы сберечь свою нравственную и физическую силу, необходима постоянная деятельность. И примером своей жизни Толстой утверждал культ трудовой и здоровой жизни В молодости граф Толстой отдал дань чревоугодию, перееданию, курению и даже спиртным возлияниям. Его отказ от вредных привычек носил принципиальный характер.
Вторую половину своего долгого земного пути Толстой жил по строгому режиму, привычку к которому вырабатывал в себе самовоспитанием. Свой день Толстой делил на четыре части, называя их "мои четыре упряжки". Первые три приходились на утреннее время, а день Толстого начинался рано, не позднее 5 часов утра.
Первую часть дня он посвящал физическим упражнениям и зарядке. Его зарядка больше напоминала тренировку спортсмена и продолжалась не менее часа. В хамовническом доме-музее до сих пор хранятся гантели, с которыми он совершал утренние упражнения. В дневнике, датированном октябрем 1910 года, когда до смерти оставалось всего две недели, Толстым сделана такая запись: "Делал несвойственную годам гимнастику и повалил на себя шкап. То-то дурень". Могучая сила не убывала в нем до последних дней.
Зарядку сменяла прогулка, неизменная в любое время года: пешая, когда расстояние в пять-шесть километров покрывалось быстрыми толстовскими шагами или верхом на лошади. Толстой считал, что верховая езда поддерживала его здоровье и снимала напряжение умственных занятий. Чуть позже можно было видеть Льва Николаевича, летящего на велосипеде. Велосипед был подарен Толстому, когда ему уже было 67 лет.
С учениками яснополянской школы он любил такую игру: дети наваливались на него, цеплялись за руки и ноги, и Толстой поднимал всю эту пирамиду. Зимой Лев Николаевич часто бегал с гурьбой раскрасневшихся мальчишек, увлеченно играя в снежки, устраивая массовые снежные баталии.
Утро продолжал полезный физический труд. Толстой был убежден, что труд - самая важная нравственная обязанность каждого человека. В течение двадцати зим, которые он жил в московских Хамовниках, Толстой сам убирал свои комнаты. В доме стояла спиртовка, на которой Лев Николаевич сам варил себе ячменный кофе, иногда - овсяную кашу - неизменный завтрак после прогулки. Затем - пилил и колол дрова, раскладывая их около десяти печей, привозил воду на день.
Полезный физический труд сменялся трудом творческим. Третья часть утра была посвящена умственной работе. Толстой писал. В это время в доме соблюдалась полная тишина. Любой звук "тормозил" работу, а Толстой любил все делать быстро. Во время работы тревожить писателя не позволялось никому. Исключительное право зайти в кабинет имела только Софья Андреевна.
Четвертая, не менее важная часть дня - общение с людьми. В Хамовники, в Ясную Поляну, в дома друзей, где гостил Лев Николаевич, к вечеру приходили люди. Последние двадцать пять лет своей жизни Толстой был убежденным вегетарианцем, но не строгим. Он исключил из своего рациона мясо и рыбу, но ел сливочное масло, пил молоко, очень любил яйца и кефир. Когда-то в молодые годы Толстой часто захаживал в роскошные съестные лавки, с удовольствием отведывал мясные блюда, обожал рыбу. Позже, поборов свою страсть к кулинарным изыскам, он называл гастроном Елисеева на Тверской улице "храмом обжорства" и осуждал тех, кто много думает о еде и делает ее смыслом жизни.
В вопросах питания Толстому приходилось преодолевать себя. Ему было невероятно сложно ограничивать себя в еде. Его здоровый организм и образ жизни, сопровождавшийся огромной затратой умственных и физических сил, поддерживали неизменно отличный аппетит. Переедание он мог побороть только при бдительном и беспощадном самоконтроле. В его дневниках немало таких записей: "Ел лишнее - стыдно", "Не удержался от второй порции щей - пеняю на себя".
Самым любимым блюдом Толстого была овсянка. Она ему никогда не приедалась. Чаще всего в овсянку он вбивал яйцо и взбивал кашу ложкой. Обожал щи из квашеной капусты с грибами и зеленью, заправленные постным маслом. Щи он ел с ломтем ржаного хлеба.
Толстой освоил все основные виды спорта. Причем в каждом из них преуспел. Он был замечательным спортсменом: отлично плавал, блестяще ездил верхом, с молодых лет владел виртуозной джигитовкой. В круг его интересов входили велоспорт, гимнастика и, конечно, шахматы. Эта игра, обожаемая Толстым, по его мнению, тренировала память, ум, смекалку и выдержку. Хотя как раз в шахматы Толстой нередко проигрывал, так как был нетерпелив и стремителен, придерживался наступательного стиля игры. Его партии до сих пор публикуются в шахматных журналах мира.
Когда Толстой заболевал, то полностью отказывался от еды. Запись из дневника: "Знобило. Полтора дня не ел. Стало легче". Лишь позже медицина доказала, что голодание действительно помогает больному поправиться. Кстати, спустя десятилетия ученые объяснили благотворное влияние овсянки, которая никогда не надоедала Толстому, на работу печени. А ведь у Толстого печень была нездорова. Он, конечно, не знал этих фактов, но его интуиция подсказывала верные средства.
К слову, о толстовской интуиции. Не только простым читателям, но и профессиональным медикам трудно поверить, что Толстой не имел медицинского образования. До мельчайших деталей точны описания болезней героев его произведений. И хотя диагнозы не названы, но ясно, что Иван Ильич умирал от рака, а старого князя Болконского разбил инсульт.
Но врачом Толстой не был, серьезного опыта собственных болезней тоже не имел, потому что был весьма здоровым человеком. Однако фрагменты его книг могут быть учебными иллюстрациями к истории болезни. Таковы художественная сила и интуиция Толстого-писателя.
Педагогическая деятельность Льва Николаевича Толстого началась с 1849 года, когда он обучал грамоте крестьянских детей Ясной Поляны. Более активно он занялся педагогикой с 1859 года и продолжал свою работу с небольшими перерывами до конца своих дней. После возвращения с Крымской войны Лев Николаевич открыл в Ясной Поляне школу и содействовал организации в ближайших селениях еще нескольких крестьянских школ.
Наблюдая за поведением ребенка, подростка, юноши и опираясь на школьный опыт Толстой, приходит к выводу, что обучение – непростое дело. Для достижения лучших результатов он обращается к специальной литературе, вступает в контакты с деятелями просвещения, интересуется опытом разных стран. В 1857 году Толстой едет в Европу: посещает Германию, Францию, Швейцарию.
В 1860 году он вторично едет за границу. Он назвал эту поездку „путешествием по школам Европы”. Тогда Толстой посетил Германию, Францию, Швейцарию, Англию, Бельгию. Свои впечатления он выразил словами: „Я мог бы написать целые книги о том невежестве, которое видал в школах Франции, Швейцарии и Германии”.
Эта поездка окончательно утвердила желание иметь свою школу и Яснополянская школа, открытая в 1859 году была реорганизована с осени 1861 года. В основу ее работы легло мнение Л.Н.Толстого о свободном и плодотворном творчестве детей при помощи преподавателей.
Поначалу бесплатную школу крестьяне встретили с недоверием. В первый день школьный порог переступили только 22 ребенка, но через 5-6 недель число учеников возросло более чем в три раза. Учеба здесь сильно отличалась от обычных школ.
Занятия начинались в 8-9 часов утра. В полдень перерыв на обед и отдых, затем снова 3-4 часа занятий. Каждый учитель давал ежедневно 5-6 уроков. Уходить ученики могли, когда захочется, даже прямо с урока. В зависимости от возраста, подготовленности и успехов ученики делились на три группы: младшую, среднюю и старшую. Заданий домой не давали. Преобладающей формой занятий был не урок в обычном смысле, а свободная беседа с учениками, в ходе которой дети обучались чтению, письму, арифметике, закону божьему, усваивали грамматические правила. Их обучали также рисованию, пению, истории, географии, природоведению.
Яснополянская школа для крестьянских детей помещалась рядом с домом писателя, во флигеле, который сохранился до наших дней. На занятия дети могли приходить по желанию, за прогулы их никто не наказывал.
Принципиальным отличием Яснополянской школы было ее отношение к знаниям, умениям, навыкам, приобретенными детьми вне школы. Образовательное значение их не только не отрицалось, как это делалось в большинстве других школ, а напротив рассматривалось как предпосылка успеха школьной деятельности. В школе царил дух сознательной дисциплины, который ревностно охранялся и развивался учениками, очень любившими свою школу и своего учителя – Льва Толстого.
Содержание обучения изменялось в соответствии с развитием детей, возможностями школы и учителей, желанием родителей. Сам Лев Николаевич преподавал в старшей группе математику, физику, историю, некоторые другие предметы. Чаше всего урок он вел в форме рассказа. Этим методом обучения Толстой владел в совершенстве. Его рассказы были полны яркостью, искренностью и эмоциональностью.
Быть учителем в Ясной Поляне оказалось гораздо сложнее, чем в школе с жестким расписание уроков, принудительной дисциплиной, набором известных средств поощрения и наказания. От учителя требовалось нравственное и интеллектуальное напряжение, умение учитывать состояние и способности каждого из своих воспитанников. Учитель должен был обладать педагогическим творчеством.
Очень скоро школа в Ясной Поляне, благодаря необычайно быстрым успехам у детей, приобрела самую лучшую репутацию у крестьян, так что к Толстому порой возили учеников за 50 верст.
Педагогическая деятельность Толстого не ограничивалась Ясной Поляной. По его инициативе в Крапивенском уезде Тульской губернии действовало не менее 20 народных школ. Его опыты, для того времени столь необычные, привлекали к себе внимание общественности, русской и зарубежной. В Ясную Поляну приезжали учителя из многих стран. Их притягивали гуманистические идеи Л.Н.Толстого.
Лев Николаевич издавал специальный педагогический журнал „Ясная Поляна”. В нем описывались новые приемы обучения, новые принципы административной деятельности, распространения книг среди народа, анализ свободно возникающих школ. К сотрудничеству в журнале приглашались учителя, которые смотрели на свое занятие не только как на средство к существованию и обязанность обучать детей, но как на область испытания для науки педагогики. Толстой публиковал в журнале многие свои статьи.
Л.Н.Толстым написано 11 статей, в которых он показал ошибочность системы народного образования в царской России и в буржуазных странах Западной Европы. Он убедительно доказал, что правящие классы ни в России, ни в зарубежных странах не заботятся о настоящем образовании детей из народа.
Толстой писал, что русским людям необходимо народное образование, народные школы и училища. Писатель задумал создать „Общество народного образования”, целью которого должно было явиться распространение образования в народе. Ему не удалось полностью осуществить свое намерение, но в его Яснополянском доме регулярно собирались учителя его школы и соседних крестьянских школ, составившие коллектив единомышленников, сдружившихся для претворения в жизнь прогрессивной педагогики в школах для крестьянских детей. Их положительный опыт освещался в журнале „Ясная Поляна”.
Вот отрывок из статьи Толстого, дающий хорошее представление об этой школе. „Уже давно виднеются из школы огни в окнах, и через полчаса после звонка, в тумане, в дожде или в косых лучах осеннего солнца, появляются на буграх… фигурки, по две, по три, и поодиночке… Дорогой почти никогда я не видал, чтобы ученики играли – нечто кто из самых маленьких или вновь поступивших.… С собой никто ничего не несет – ни книг, ни тетрадок. Уроков на дом не задают. Мало того, что в руках ничего не несут – им нечего и в голове нести. Никакого урока, ничего сделанного вчера, он не обязан помнить нынче. Его не мучит мысль о предстоящем уроке. Он несет только себя свою восприимчивую натуру и уверенность в том, что в школе нынче будет весело так же, как вчера. Он не думает о классе до тех пор, пока класс не начался. Никогда никому не делают выговоров за опоздание, и никогда не опаздывают, нешто старшие, которых отцы другой раз задержат дома какой-нибудь работой. И тогда этот большой рысью, запыхавшись, прибегает в школу”.
Однако деятельность Л.Н.Толстого вызывала недовольство властей. Летом 1862 года, во время его отъезда на кумысолечение в Башкирию, в Ясной Поляне был произведен обыск. Это очень оскорбило писателя и в знак протеста он прекращает свою крайне интересную педагогическую деятельность.
В 1869 году Л.Н.Толстой снова с увлечением занялся педагогикой. Лев Николаевич давно вынашивал замысел учебной книги для самых маленьких, и в 1872 году была издана составленная им „Азбука”. Общий план, ее содержание и логическая структура разрабатывались довольно долго. Об этом занятии писатель часто говорил с волнением: „Что из этого выйдет - не знаю, а положил в него всю душу”. С „Азбукой” Толстой связывал самые светлые и смелые надежды, полагая, что несколько поколений русских детей, от мужиков до царских, будут учиться по ней, получая первые впечатления.
„Азбука” Л.Н.Толстого стала событием в педагогике. Она в значительной степени оправдала надежды автора, хотя многим казалось, что начальное обучение – дело недостойное таланта великого писателя. Значение педагогического труда не сразу было понято и оценено современниками. Однако Толстой был убежден, что с первой ступени обучения начинается и духовное развитие ребенка. Будет ли учение для ребенка радостным, возникнет ли у него бескорыстный интерес к познавательной деятельности, будет ли он впоследствии ставить духовные ценности выше материальных благ – все это во многом зависит от его первых шагов в мире знания. Развитие духовного начала без школы едва ли может состояться. Это приоритетная задача, более важная, чем сообщить некую сумму знаний. Вот ее решить, и стремился Толстой своей „Азбукой”. В книге были поучающие рассказы на разные темы, в том числе и о физике, природе. Многое было пронизано религиозной тематикой.
В 1875 году вышли в свет переработанная „Новая азбука” и четыре „Книги для чтения”. „Новая азбука” – новый комплекс учебных материалов – была более универсальной, усовершенствованной в результате многочисленных споров с оппонентами. Она получила позитивную оценку в прессе, была допущена министерством образования в народные школы. При жизни великого писателя выдержала свыше тридцати изданий. В это же время Толстой составил учебник арифметики и много занимался методикой первоначального обучения и другими вопросами работы народных школ.
Выработав свое представление о содержании и методике народных школ, Л.Н.Толстой в 70-е годы выдвигает сою кандидатуру в состав земства Крапивенского уезда. Будучи избранным, он развертывает разнообразную деятельность по созданию земских школ и усовершенствованию их работы. Толстой становится руководителем школ большого уезда. В это же время Л.Н.Толстой разработал проект крестьянской учительской семинарии, которую шутливо называл „университетом в лаптях”. В 1876 году он получил от министерства народного просвещения разрешение открыть семинарию, но, не встретив поддержки со стороны земства, не смог осуществить этого проекта.
Последний период педагогической деятельности Л.Н.Толстого относится к 90-м годам. Толстой в этот период в основу воспитания ставил свою „толстовскую” религию признание, что человек носит бога „в самом себе”, всеобщую любовь к людям, всепрощение, смирение, непротивление злу насилием, резко отрицательное отношение к обрядовой религии, церковной религии. Он признает ошибкой отделение воспитания от образования и считает, что детей не только можно, но и нужно воспитывать (что он отрицал в 60-х годах). В 1907-1908 годах Л.Н.Толстой просил допустить его к учительской деятельности в московской вечерней школе для рабочих подростков, но не получил на это разрешение министерства народного просвещения.