), был самый ученый человек между всеми своими соотечественниками: в детстве он путешествовал по Европе, жил в Риме, наблюдал нравы, знал языки и древних писателей. Однако все это поначалу сослужило ему дурную службу. Еще прежде он завоевал народное доверие своей храбростью и великими дарованиями, но, сделавшись королем, вскоре потерял популярность. Он мало уважал сведенья и опытность великого народного совета, называвшегося “собранием мудрых”, так как был проникнут мыслью о неограниченной власти, столь часто встречающейся у римских писателей, он пылко желал правительственных преобразований и придумывал нововведения неясные и подозрительные для народа. Он был очень строг, и в этом саксы видели покушение на их древнюю свободу. Высокомерие короля, по свидетельству современников, было так велико, что он “не удостаивал просителей приема и выслушивания их жалоб, не снисходил к слабым и почитал их за ничто”. Постепенное отчуждение между королем и его народом привело к тяжелым поражениям, которые англосаксы понесли от датчан. Чтобы дать разоренной стране передышку, Альфред уже в первый год своего правления заключил с датчанами мир. Кент и Уэссекс на некоторое время избавились от их набегов, но остальная Англия, оставленная без помощи, была завоевана викингами, поселившимися на севере страны и образовавшими свое королевство. Сражаясь с ними, Альфред сам стал нанимать викингов и с их помощью повел морскую войну против пришельцев. Он пытался пресечь их связь со Скандинавией, откуда они постоянно получали подкрепления, но не преуспел в этом замысле.
В 878 г. полномасштабная война на суше возобновилась. Избранный датчанами король Гутрун двинулся на юг со значительными военными силами, овладел Лондоном, проник в Уэссекс и остановился на Авоне, чтобы провести там зиму. Уныние и страх овладели тогда саксами. Отчаявшись одержать победу, они или бежали из страны, или покорились захватчикам. Напрасно Альфред призывал народ на борьбу, напрасно посылал с обнаженным мечом и стрелою по городам и селениям кликать добровольцев - людей приходило все меньше. Король оказался без войска, в окружении лишь небольшого числа верных друзей. Тогда, по свидетельству древних историков, Альфред оставил своих воинов и своих военачальников, отрекся от всего народа и бежал, чтоб только спасти свою жизнь. Скитаясь по лесам и пустошам, он достиг границы корнуэльских бритов у слияния рек Тоны и Пареты. Тут, на полуострове, окруженном болотами, Альфред поселился под чужим именем в хижине рыбака. Он сам пек себе хлеб для своего пропитания из того, что уделял ему по гостеприимству его бедный хозяин. Датское войско беспрепятственно вошло в его королевство, где почти никто не знал, что сталось с королем. Очень скоро саксы убедились, что бедствия завоевания несравненно тяжелее всего, чему они подверглись в правление Альфреда, которое в свое время казалось им невыносимым. С другой стороны, и сам Альфред, пройдя через множество суровых испытаний, сделался проще и мудрее. Сохранилось предание, что однажды Альфред нашел убежище в хижине пастуха. Жена хозяина поручила ему наблюдать за хлебом в печи, а он, занявшись починкой своего оружия, забыл о нем и сжег хлеб. Тогда разгневанная женщина сурово выбранила его, и король со смирением выслушал попреки. Война между тем продолжалась. Вокруг Альфреда собрался небольшой отряд. Саксы укрепили остров земляными валами и стеной, чтобы обезопасить себя от внезапных нападений, и повели упорную борьбу против датчан: они нападали на небольшие отряды, грабили и богатых саксов, перешедших на службу новой власти. Постепенно сила Альфреда росла. Но только после шести месяцев войны, проходившей во внезапных набегах, засадах и ночных нападениях, он решился объявить свое имя и открыто под англосаксонским знаменем напасть на главный стан датчан. Стан этот находился у Этандуна, на границе областей Вильтеса и Соммерсета, близ, так называемого, Большого леса. Но прежде Альфред хотел лично осмотреть положение неприятелей. Переодевшись арфистом, он вошел в их стан и потешал датских воинов саксонскими песнями. Он прошел по шатрам, а по возвращении принялся за свое дело и послал во все окрестные места звать саксов к оружию и войне, назначив им сборное место у Эгбертова камня на восточной окраине Большого леса, в нескольких милях от датского стана. В течение трех дней вооруженные люди поодиночке или малыми группами прибывали со всех сторон к назначенному месту.
Так к Альфреду сошлись все воины из Соммерсета, Уильтшира и Гемпшира. Они были очень рады вновь увидеть своего короля. Альфред повел их на этендаунские укрепления с слабейшей их стороны, взял их и, по выражению Саксонской хроники, остался властелином места побоища. Разбитые датчане укрылись в крепости, которую саксы держали в осаде в течение двух недель. Наконец король Гутрун вступил с Альфредом в переговоры и вскоре был заключен мир. Гутрун пообещал уйти из Уэссекса и принять крещение. Через три недели он приехал к Альфреду в Ор вместе с 30 лучшими воинами. Король был его крестным отцом во время крещения, совершившегося в Ведморе. Здесь же был заключен договор о разделе Англии между датским королем и королем Уэссекса. Пограничная черта должна была идти вверх по Темзе и ее притоку Леа, достигала Узы через Бредфорд и наконец доходила до древней римской дороги, которую саксы называли “дорогой сыновей Ветлы”. Останглия, Эссекс, вместе со своей разрушенной столицей Лондоном, вся Нортумбрия и восточная половина Мерсии вошли в состав датской территории Данло. Остальные земли достались Уэссексу, который увеличился в объеме вследствие присоединения к нему Суссекса, Кента и Западной Мерсии.
Мир с Гутруном дал англосаксам несколько лет спокойствия, но викинги, грабившие тогда области по Сене и Маасу, плавали также к берегам Англии, рассчитывая овладеть побережьем. Однако Альфред или мешал их высадке или наносил поражения, не давая закрепиться на берегу. В 884 г. он заставил норманнов снять осаду с Рочестера. Его корабли постоянно стерегли пристани, где могли высадиться разбойники. В 886 г. он взял наконец Лондон. Этот город очень сильно пострадал от датчан, которые опустошали и жгли его. Альфред восстановил разрушенные дома и сделал возобновленный город своей второй резиденцией (столицей Англии оставался главный город Уэссекса Винчестер). Потерпев несколько поражений викинги перестали плавать к берегам Англии. Альфред, пользуясь мирным временем, построил много больших кораблей, восстановил разрушенные города и замки, возвел новые укрепления и организовал особую милицию во всех тех местах, которые могли подвергнуться нападению. Он старался обеспечить своему народу мир и тем поднять его упавший дух. Многие старые обычаи и законы были возрождены им с величайшей заботливостью. За годы войны старое право пришло в упадок. Вельможи произвольно стесняли народ, судьи не уважали присяжных. Альфред позаботился составить свод законов из кодексов, записанных при прежних королях. Он ввел порядок в администрацию, восстановил старое разделение страны на общины и графства, определил графами и судьями достойных людей. Народный суд стал совершаться прежним порядком и пользоваться прежним доверием населения, так что королевскому суду уже не было надобности решать все процессы.
Много усилий потратил король на развитие земледелия. Он раздавал опустевшие земли и провел новое размежевание. Альфред заботился о торговле и промышленности. При нем проводились дороги и строились корабли. Желая, чтобы англосаксы научились хорошему кораблестроению, он призвал искусных фризских мастеров. Шло восстановление разрушенных городов и монастырей. В своих домах и сельских резиденциях Альфред строил здания прочнее и лучше тех, какие были прежде у англосаксов, в этом помогали ему воспоминания и знания, какие приобрел он в молодости при поездке в Рим. Но более всего заботился король о церкви, о религиозном и умственном образовании народа. За годы войны культурный уровень в стране пал очень низко. Альфред отремонтировал за свой счет десятки монастырей и учредил при них школы. Тех немногих ученых, которые оставались в его государстве, он приблизил к себе, дал им почетные должности и побуждал к литературным трудам. Недостаток в таких людях он пополнял, приглашая ученых из других земель. Альфред сам подавал им пример и среди многих государственных дел нашел время для литературных трудов. Так он перевел на англосаксонский язык знаменитое сочинение Боэция “Об утешении философией”; “История” Беды Достопочтенного в его переработке стала на целые столетия любимым чтением народа; он перевел “Историю” Орозия и вставил в нее описание Германских и северных земель по рассказам двух мореплавателей, посетивших эти места. Он перевел и переработал сочинение папы Григория Великого “Попечение о душе”. Пишут также, что он перевел некоторые главы из Библии и сочинений Блаженного Августина, басни Эзопа и некоторые другие книги. Несмотря на всегдашнюю слабость своего здоровья, Альфред неутомимо работал до самой смерти. Благодаря воздержанию и правильной жизни он успел сделать удивительно много. День его был разделен на три равные части: одна из них посвящалась еде и отдыху, другая - государственным делам, третья - молитве и ученым занятиям. В своих издержках он соблюдал строжайшую экономию, точно также, как и в расходовании государственных средств.
В начале 90-х гг. Англия пережила новое нашествие викингов, которые думали овладеть прекрасными и плодородными долинами юга, как их соплеменники овладели Останглией и Нортумбрией. В тоже время умер Гутрун. Его преемник не склонен был соблюдать заключенный мир. Но на этот раз норманны натолкнулись на ожесточенное сопротивление саксов. Отважный вождь викингов Гаэстон три года с 893 по 896 пытался овладеть какой-нибудь частью южной Англии, но Альфред и его храбрый сын Эдуард прогнали викингов из всех укреплений, постоянно подстерегали и останавливали все их движения. Теснимые со всех сторон, норманны страдали от голода и наконец были принуждены уплыть из Англии. Государство стало пользоваться безопасностью, и Альфред посвятил последние годы своего правления исключительно мирным занятиям.
Англия и Скандинавия
Доброму земблянскому христианину внушают, что истинная вера существует не затем, чтобы снабжать его картинками или географическими картами…
Чарльз Кинбот
(Бледный огонь , 208, примеч. к строке 493)
Thou, by Thy strong holiness drivest from far
In the way that Thou wiliest each worshipping star;
And through Thy great power, the sun from the night
Drags darkness away by the might of her light.
The moon, at Thy word, with his pale-shining rays
Softens and shadows the stars as they blaze,
And even the sun of her brightness bereaves
Whenever upon her too closely he cleaves.
(King Alfred. A Psalm to God)
Если в поисках истоков своего русского наследства Набоков обращается к самому началу русской литературы - созданному в XII веке «Слову о полку Игореве», то свои английские культурные корни он локализует в кругу сочинений короля Альфреда. В конце IX века Альфред Великий, «родоначальник английской прозы», перевел наиболее значительные произведения своего времени на англосаксонский язык, заложив тем самым основу британской литературы.
В «Бледном огне» этот материал также предстает отраженным в кривом зеркале Чарльза Кинбота. Не обнаружив в поэме Шейда истории своего бегства от земблянской революции, разочарованный Кинбот сетует в комментарии на то, что во время одной из прогулок поэт отвертелся от разговоров с ним
обидным анекдотом о короле Альфреде, который, как говорят, любил рассказы своего норвежского приближенного, но прогонял его, когда бывал занят другими делами. «Ну, вот и вы , - говаривал неучтивый Альфред кроткому норвежцу, пришедшему поведать тонко отличавшуюся версию какого-нибудь старого скандинавского мифа, уже рассказанного им прежде, - ну вот, вы тут опять!» - и случилось так, дорогие мои, что этот баснословный изгнанник, этот боговдохновенный северный бард, известен сегодня английским школьникам под тривиальным прозвищем «Нувот» (161, примеч. к строке 238).
В истории английской культуры король Альфред Великий (848? - 900) почитаем неизмеримо больше других английских монархов, ибо он ценой омрачивших начало его правления многочисленных битв изгнал из Англии датчан и тем самым «спас английскую культуру от гибели», а также перевел на англосаксонский язык ряд классических текстов. В январе 878 года он пережил самое тяжелое поражение в своей жизни: в Чиппенхэме, где он проводил Рождество, король подвергся внезапному нападению датчан. Как гласит «Англосаксонская хроника», «почти всех они уничтожили, король Альфред же спасся и с небольшим отрядом, пройдя через лес, добрался до неприступного места среди болот… К Пасхе следующего года король Альфред с горсткой приближенных возвели в Этелни небольшую крепость». В конце концов король одержал верх над датчанами, их предводитель Гутрум принял православие, и к 879 году Альфред очистил от захватчиков Уэссекс и Мерсию. Четыре месяца, отделявшие побег из Чиппенхэма от пасхальной победы, король тайно скрывался в хижине пастуха; как сказано в комментарии к стихотворению Альфреда Великого «Минута отчаяния», то были «дни, когда наш покинутый король поверял свои горести одной лишь лютне, скрываясь в пастушьей хижине или на болотах Этелинге». Эта хижина служит местом действия знаменитой легенды о короле Альфреде и пироге, известной любому английскому ребенку: жена пастуха попросила Альфреда присмотреть за пирогом, но король был так занят государственными мыслями, что пирог сгорел.
Отсылку к эпизоду бегства Альфреда в Этелинге Набоков вводит в «Бледный огонь» в характерной для него уклончивой манере. Atheling - вышедшее из употребления английское именование князя, в древнеанглийском языке оно писалось как æpeling. В комментарии к поэме Шейда Кинбот, описывая тот вечер, когда умерла его мать, говорит, что проводил время со своим «платоническим приятелем» Отаром, «приятным и культурным молодым аристократом» («a pleasant and cultured young adeling») (100, примеч. к строке 71). Молодые люди встретили весть о смерти королевы, находясь за воротами замка, в обществе еще нескольких человек, среди которых была «крестьянка с небольшим пирогом, который сама испекла» (101). Взятые вместе, эти детали отсылают к бежавшему от датчан королю Альфреду, одинокому изгнаннику, скрывающемуся под чужим именем. Кинбот воображает себя королем в изгнании, который прячется под вымышленным именем в болотистой Новой Англии, - деталь, прямо намекающая на его самоидентификацию с Альфредом. Равным образом рассказ Кинбота о его бегстве из Зембли перекликается с полной драматизма историей побега Карла II в костюме слуги после неудачной попытки оспорить трон у Кромвеля. Кинбот говорит, что Джон Шейд «предоставил царственному [земблянскому] беглецу приют в сокровищнице сохраненных им вариантов…» (77, примеч. к строке 42). Оба английских короля, Альфред и Карл II, претерпев множество страданий, в конце концов одержали историческую победу - и Кинбот также надеется на реставрацию на якобы утраченном им троне. В примечании к строке 275 мерцают взаимные отражения историй о двух королях-беглецах:
С самого начала его царствования… встревоженные родственники и в особенности епископ Есловский, сангвинический и благочестивый старик, - делали все что могли, дабы убедить его… жениться. <…> Как это бывало и с его предшественниками, примитивными alderkings, пылавшими страстью к мальчикам, духовенство спокойно игнорировало языческие обычаи нашего молодого холостяка, но хотело бы, чтобы он сделал то же, что сделал более ранний и еще более несговорчивый Карл, - взял одну отпускную ночь и произвел законного наследника (164).
История сохранила свидетельства распутных забав, которым Карл II Английский предавался с Нелл Гвин, равно как и попыток женить короля; Беда сообщает о стремлении духовенства обратить в христианство первых английских королей-язычников. В слове «alderkings» можно обнаружить намек на короля Альфреда (который женился в возрасте двадцати лет): болота Этелинге окружены зарослями ольхи (alder).
Подсветив повествование Кинбота о его царственном побеге отблесками рассказов о бегстве Альфреда и Карла, Набоков выявляет в ткани британской истории повторяющийся узор, с которым, в свою очередь, перекликается сюжет бегства самого автора от русской революции. В царствование Альфреда английской культуре угрожали грубые и воинственные варвары, при Карле I - узколобые пуритане. В «Бледном огне» обе угрозы ассоциируются с земблянскими экстремистами и с «Тенями», пародирующими вариации этой темы в XX веке.
Помимо æpeling, Набоков исподволь вводит в «Бледный огонь» еще несколько значимых англосаксонских слов. Имя Освина Бретвита, названного в Указателе Кинбота «дипломатом и земблянским патриотом» (289), аукается со словом «bretwalda», в буквальном переводе означающим «британский правитель», т. е. «правитель правителей», «верховный король Британии». Освином звали брата англосаксонского короля IX века Освальда. Датчане осадили их крепость и заставили выдать сокровища, но позже братья-короли одержали победу в крупном сражении. Кинбот переводит имя Бретвит как «шахматный ум» (171, примеч. к строке 286). В эпизоде с Освином Бретвитом Градус пытается выведать местонахождение бежавшего земблянского короля под предлогом необходимости доставить тому некие scripta Рукописные документы на английском языке, называемые историками scripta, - единственное дошедшее до нас свидетельство того, что на протяжении IX века, несмотря на опустошительные набеги датчан, монастырская культура сохранялась в Англии на весьма высоком уровне. Штаб тайных агентов, представляющих экстремистскую организацию «Тени», находится в Дании; Градус едет на встречу с Освином Бретвитом через Копенгаген. Датский мотив указывает на то, что Градус, грубый «человек действия», искушающий Бретвита якобы имеющимися у него scripta, представляет угрозу земблянской культуре, а эпизод с Бретвитом оборачивается комическим отражением события древней английской истории.
Введение в текст мотива scripta свидетельствует о том, что Набокова интересовала тема письменно зафиксированного слова. Писатель намеренно акцентирует роль короля Альфреда как основоположника английской литературы. Очистив Англию от датчан, Альфред взялся за дело просвещения своего народа. Для этой цели он собрал монахов из нескольких стран, чтобы они помогли ему в переводе основополагающих текстов того времени с латыни на англосаксонский. Монахи отобрали для перевода произведения, сообщавшие основные сведения о мире. Это были:
1. «Всеобщая история» Орозия;
2. «Церковная история народа англов» Беды;
3. «Диалоги» Григория Великого;
4. «Обязанности пастора» Григория Великого;
5. «Утешение Философией» Боэция;
6. «Монологи» Блаженного Августина.
Переводя эти произведения, Альфред адаптировал их к собственным целям, расширяя и дополняя оригинальные тексты. В некоторых случаях он сообщал новые сведения, в других давал собственные комментарии. В этом смысле Альфред схож с Кинботом: оба являются царственными авторами-редакторами, тенденциозно модифицирующими тексты, с которыми они работают. Кинбот представляет поэму Шейда зеркалом своей воображаемой Зембли, Альфред отбирает для перевода тексты и редактирует их таким образом, чтобы внушить народу христианскую веру в бессмертие души. Боэций, к примеру, не был христианином, но в переложении Альфреда его произведение приобретает отчетливо христианскую направленность. Нижеследующее рассмотрение переводов Альфреда (за вычетом текстов Григория Великого, представляющих собой практические руководства для священников) подтверждает эту аналогию.
«Всеобщая история» Орозия
Об Орозии известно немногое: он был испанцем, жил в конце IV - начале V века. По поручению святого Августина, епископа Гиппонского Орозий принялся за сочинение труда по истории мира, призванного подтвердить христианские идеи, которые изложены в Августиновом трактате «О Граде Божием». Он приступил к работе над своим историческим повествованием около 410 года и завершил его в 416 году. Король Альфред приблизил произведение Орозия к современности, дополнив его описанием Европы IX века, а также отчетом о путешествиях Оттара и Вульфстана по Белому и Балтийскому морям. Источник рассказанного Шейдом анекдота об Оттаре - «Всеобщая история» Орозия.
Из всех переведенных Альфредом текстов «Всеобщая история» подверглась наиболее значительным изменениям. Альфред не только добавил описание событий, произошедших после разграбления Рима в 410 году, но и значительно расширил раздел, посвященный европейской географии: опираясь на сведения, полученные от путешественников, он создал самое раннее из известных географических описаний Европы, где рассказывается о землях, заселенных германскими племенами. Многие из этих сведений он узнал от богатого норвежца Оттара, который в 890 году явился к Альфреду, чтобы поведать королю о своих открытиях. Альфредово изложение отчета Оттара изобилует подробностями, живо передающими дух их беседы. По сообщению Альфреда, у Оттара было 600 оленей, 20 голов крупного рогатого скота, 20 овец и 20 свиней, землю же он пахал на лошадях. Для Оттара очень важна точность - он отказывается подтверждать те сведения, о которых не знает, «насколько [они] правдивы… потому что сам этого не видел». Оттар сообщил Альфреду, что жил «севернее всех норманнов». Из чистого любопытства он отправился в путешествие на северо-восток, за пределы Норвегии, чтобы узнать, существуют ли земли севернее и обитаемы ли они. Оттар обогнул Нордкап и достиг Белого моря, открыв тем самым проход в Россию через залив Святого Николая и Двину, - великое событие в навигации того времени, значение которого отмечалось в географических трудах на протяжении нескольких столетий. Он направился на восток Белого моря, в области, именуемые в сагах Смамиландом. В старом исландском справочнике о них говорится так: «Smaojeda, ortum versus a Biarmia ad Mare Glaciale contra Nova Zembla». Получается, что Оттар первым из известных нам путешественников достиг Nova Zembla, острова у северной морской границы России, ныне известного как Новая Земля. Именно такую форму названия Новой Земли Кинбот использует в споре, разгоревшемся в преподавательском клубе Вордсмитского колледжа, когда утверждает, что он не Карл Ксаверий Земблянский: «Вы меня путаете с каким-то беженцем из Новой Зембли (саркастически подчеркивая „Новой“ )» (252, примеч. к строке 894).
Переведенная Альфредом «Всеобщая история» и записанный им рассказ Оттара несколько раз откликаются в «Бледном огне». Кинбот, говоря об Оттаре, именует его царским «приближенным», который приходит «поведать тонко отличавшуюся версию какого-нибудь старого скандинавского мифа» (161, примеч. к строке 238). В древней Скандинавии скальды служили придворными историками и поэтами; одним из самых известных был, как известно, Оттар Черный, придворный поэт короля Олава Норвежского. Оттар - скандинавский вариант англосаксонского имени Охтхере. «Выкуп головы» Оттара, рассказывающий о битвах Олава Святого в Англии, подтверждает точность событий, изложенных в «Англосаксонской хронике». Фигура Олава Святого тематически значима для «Бледного огня», ибо указывает на связь английской и русской истории. Олав, как и Альфред, в молодости сражался с датчанами в Англии. Подобно Альфреду, он добился политического объединения своей страны и усердно занимался христианизацией ее народа. В биографии Олава обнаруживается и тема изгнанничества, дополненная датским мотивом: в результате войны с Данией в Норвегии произошло восстание, вынудившее Олава в 1028 году бежать в Россию. Проведя там два года, он попытался вернуть себе королевский трон, но погиб в бою. Соединяя норвежского путешественника Оттара с норвежским придворным поэтом Оттаром Черным, Набоков подчеркивает как соотнесенность литературы и истории, так и связь между Англией и Скандинавией на самых ранних этапах их истории, а также создает «королевское» отражение своего изгнания из России в лице Олава - изгнанника, нашедшего пристанище в России.
Таким образом, фрагмент об Альфреде и Оттаре содержит в миниатюре ряд центральных тем «Бледного огня». Перечень национальных литератур северных стран дополняется Англией, а истоки английской литературы связываются с представлением о переводчиках как «почтовых лошадях цивилизации».
Кинбот любит рассуждать о переводах: он восхищается земблянским переложением Шекспира, сделанным его дядей Конмалем, и в пух и прах разносит французские версии английских стихов, принадлежащие перу Сибиллы Шейд. Набоков также весьма подробно высказывается на подобные темы в комментарии к собственному переводу «Евгения Онегина», сокрушаясь по поводу возможных искажений и фиксируя многочисленные плоды культурного взаимообмена, взращенные в этом переводе. Набоковское определение парафрастического перевода - особенно в том, что касается «опущений и прибавлений, вызванных требованиями формы [и] присущей „потребителю“ перевода языковой спецификой» (Комм., 27), - вполне применимо к переводам Альфреда, упрощенным в расчете на самых непритязательных читателей. Если Кинбот в своих литературных переводах весьма небрежен - он не обращается ни к словарям, ни к оригинальным изданиям или библиотекам, - то Альфред практикует сознательное адаптирование оригиналов, сверяя их с новыми сведениями, полученными из первых рук.
Интерес Набокова к роли языка и литературы в развитии культуры проявляется в лингвистической географии Кинботова примечания к словам «на двух языках»:
английском и земблянском, английском и русском, английском и латышском, английском и эстонском, английском и литовском, английском и русском, английском и украинском, английском и польском, английском и чешском, английском и русском, английском и венгерском, английском и румынском, английском и албанском, английском и болгарском, английском и сербо-хорватском, английском и русском, американском и европейском (223, примеч. к строке 615).
Английский и русский - две координаты художественного мира Набокова - разделяют приведенный список на языковые группы, подобно тому как «тчк» пунктиром пронизывает текст телеграммы. Внутри списка совершается движение с севера на юг Восточной Европы (единственный представитель романских языков - румынский), а обрамляют его английский и земблянский в начале и американский и европейский в конце, причем в пределах как начальной, так и конечной части рамки происходит движение с запада на восток. Языки Кинбота - английский и земблянский, языки Набокова - американский и европейский, не столько в лингвистическом, сколько в географическом смысле. В «Бледном огне» Набоков по-своему картографирует северный мир, следуя примерам Орозия, Оттара и Альфреда.
«История» Орозия (в ее осовремененном королем Альфредом варианте) явилась для своего времени и культуры тем, чем было «Kongs-skugg-sjo» для Скандинавии, - своеобразным speculum regale, «королевским зеркалом», в котором отразились географические, исторические и культурные познания той эпохи. Инкорпорируя в «Бледный огонь» материал обеих древних энциклопедий, скандинавской и английской, Набоков выявляет в истории (и прослеживает вплоть до современности) некий узор, хранящий язык и знания англоговорящего мира.
При работе с древними рукописями перед исследователем неизбежно возникает проблема их аутентичности. Как явствует из комментария к «Слову о полку Игореве», Набоков считал определяющим критерием подлинности документа воплощенный в его стиле индивидуальный талант автора. Выбор Альфредом книг для перевода, равно как и его собственное поэтическое творчество, несет на себе явный отпечаток его гения. Кроме того, рассмотренные в качестве исторических и естественно-научных сочинений, они могут быть соотнесены с данными самой природы - с принципами морской навигации, образцами флоры и фауны. Исторические факты, приводимые в «Англосаксонской хронике», наряду с другими документами того времени подтверждают основополагающие идеи, изложенные в текстах Альфреда. «Королевское Зерцало» и «История» Орозия совпадают в описаниях местоположения Исландии, Гренландии и флоры этих мест.
«Церковная история народа англов» Беды
Беда Достопочтенный (672/673 - 735) родился в Англии и всю свою жизнь провел в монастыре. Он писал на научные, исторические и богословские темы, аккумулируя в своих трудах западноевропейскую ученость того времени. «Церковная история народа англов» - наиболее известное его произведение, положившее начало английской историографии.
Беда начинает свой рассказ с описания различных народностей, населяющих Британию. Он сообщает, что многие сведения почерпнул из устных источников и подверг их тщательному критическому осмыслению. В его «Истории…» рассказывается об обращении различных групп населения в христианство, нередко сопровождавшемся чудесами. Истории королей изобилуют биографическими подробностями. Так, об Эдбальде, сыне Эдильберта, мы узнаем, что своим безбожием и связью с женой отца он причинил немало вреда Церкви, за что небеса часто насылали на него помрачения, или wodheartness (кн. II, гл. 5). Набоков увязывает этот рассказ с гомосексуальностью и безумием Кинбота посредством англосаксонского wod, означающего безумие, неистовство: Кинбот говорит о доме Гольдсворта, где временно обитает, что это «полудеревянный дом того типа, который в моей стране зовется wodnaggen…» (78, примеч. к строкам 47–48).
В 12–15-й главах второй книги своего труда Беда повествует о короле Эдвине, который, подвергшись преследованиям со стороны своего предшественника, короля Эдильфрида, много лет провел в изгнании, пока Редвальд, король восточных англов, не согласился принять его под свою защиту. Эдильфрид несколько раз посылал к Редвальду гонцов, требуя смерти Эдвина, и наконец вынудил Редвальда дать согласие. Один из друзей Эдвина, проведавший об этом, предложил организовать королю-изгнаннику побег, но тот, устав от скитаний, смирился с неизбежностью скорой смерти. Он проводил ночь в одиночестве и без сна, когда к нему является дух, предсказавший, что если Эдвин послушается его, то станет королем. Затем появляется тот самый друг и сообщает Эдвину, что теперь он в безопасности. Редвальд напал на Эдильфрида, и оба погибли в бою, Эдвин же вскоре действительно взошел на трон и впоследствии сыграл важную роль в христианизации Англии.
В одном из эпизодов истории Эдвина рассказывается, как король собирает советников, чтобы решить, следует ли ему принимать христианство. Кто-то из приближенных рассказывает Эдвину притчу:
«Вот как сравню я, о король, земную жизнь человека с тем временем, что неведомо нам. Представь, что в зимнюю пору ты сидишь и пируешь со своими приближенными и советниками; посреди зала в очаге горит огонь, согревая тебя, а снаружи бушуют зимний ветер и вьюга. И вот через зал пролетает воробей, влетая в одну дверь и вылетая в другую. В тот краткий миг, что он внутри, зимняя стужа не властна над ним; но он тут же исчезает с наших глаз, уносясь из стужи в стужу. Такова и жизнь людская, и неведомо нам, что будет и что было прежде» (кн. II, гл. 13).
Напомним, что девичья фамилия жены Джона Шейда происходит от слова «ласточка» и что отец Шейда был страстным орнитологом, в честь которого назван свиристель (Bombycilla Shadei) (95, примеч. к строке 71). Поэма Джона Шейда начинается словами: «Я был тенью свиристеля, убитого / Ложной лазурью оконного стекла» (29), - и Кинбот предполагает, что первая строка должна была повториться в заключительной, тысячной строке поэмы. Версия Кинбота, по крайней мере, столь же симметрична, сколь и притча, рассказанная советником королю Эдвину. Как показал Жан-Кристоф Кастелли, Набоков прибегает к метафоре дома, замкнутого пространства, чтобы воплотить концепцию смертного бытия, в которой окна интерпретируются как мосты извне и вовне. Отголоски знаменитой притчи Беды встречаются во многих произведениях мировой литературы - говоря о Набокове, уместно отметить эхо образа из этой притчи в «Евгении Онегине», где Пушкин уподобляет мертвого Ленского опустелому дому с закрытыми ставнями (6: XXXII). В аналогичном пассаже из «Других берегов» Набоков использует скорее толстовскую метафору: «Колыбель качается над бездной. Заглушая шепот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь - только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями» (145).
«История…» Беды изобилует рассказами о том, как умирали разные короли и священники, о той радости, которую они испытывали в преддверии встречи с Христом. Тема потусторонности, воплощенная в творчестве Набокова в названии «Ultima Thule», также связана с упомянутыми Бедой (кн. III, гл. 21) «обетованием Небесного Царства и надеждой на воскресение и жизнь вечную»- об этом мы подробнее поговорим в главе 9.
«Утешение Философией» Боэция
…убивающий всегда ниже уровнем, чем его жертва.
Чарльз Кинбот
(Бледный огонь, 222, примеч. к строкам 597–608)
… несчастнее те, которые творят несправедливость, чем те, кто страдает от нее.
Боэций. Утешение Философией (кн. IV, гл. 4)
Манлий Северин Боэций (ок. 475–525) - выдающийся римлянин, знаменитый своими либеральными взглядами и научными познаниями. Боэций был счастливо женат и имел двух сыновей, каждый из которых стал консулом. Он был богат и пользовался покровительством Теодориха, короля остготов. Но, находясь на вершине этого благополучия, он спровоцировал ссору с Теодорихом, выступив в защиту некоего Альбина, подозревавшегося в государственной измене. В результате Боэций сам был обвинен в том, что пытался освободить Рим из-под власти варваров, заключен в тюрьму и несколько месяцев спустя казнен.
Потрясенный внезапным поворотом собственной судьбы, Боэций написал «Утешение Философией» - трактат, построенный в форме диалога с Философией, которая посещает автора в заточении. Философия показывает ему тщету земной славы, власти и богатства - драгоценных камней и золота, которые, в отличие от духовных радостей, не являются истинной собственностью их владельца.
На дереве цветущем вам искать не стоит, / Конечно, золота. [Зачем?!] / Не стоит и срывать с лозы каменьев редких… (кн. III, гл. 8).
И виноградники, и драгоценные камни играют важную роль в «Бледном огне». Градус производит свое имя от русского «виноград». Ассоциируя далее это имя с Ленинградом и Петроградом, Набоков перебрасывает мостики от своего родного Санкт-Петербурга к культуре викингов, с одной стороны, и к большевистской революции - с другой. Викинги открыли местность на севере Канады и дали ей название, созвучное названию растущего там винограда. В тексте Кинбота виноградники служат мотивом, соединяющим Земблю, Францию и Соединенные Штаты; Набоков апеллирует к исторической Винландии, чтобы связать между собой Россию, Скандинавию, Англию, Францию и Америку.
Вынужденный бежать из Зембли в Америку, Кинбот не смог забрать с собой драгоценные камни из земблянской короны. Поиски этих драгоценностей в «Бледном огне» отражают аналогичное событие в жизни самого Набокова, о котором рассказывается в «Память, говори»: швейцар Устин привел революционеров-экспроприаторов к тайнику в петербургском особняке Набоковых. Кинбот в предисловии к поэме Шейда утверждает, что его собственное «прошлое переплетается в ней с судьбой простодушного автора» (13). «Национализированные» драгоценности обнаруживаются в поэтических строках Шейда, и, как выясняется, они действительно растут на деревьях: «пустой изумрудный футлярчик» (37, строка 238) и «темнонефритовые листья» (30, строка 50). Но драгоценности из земблянской короны исчезают в порочном круге Кинботова Указателя. Не земблянские регалии, а поэма Шейда оказывается для Кинбота подлинным утешением в изгнании. Кинбот прибегает к сравнениям с драгоценными камнями, когда описывает «рубиново-аметистовые стекла окон» собора в Онхаве, где он молился накануне своей свадьбы (165, примеч. к строке 275), и «яркие самоцветы окон» (152, примеч. к строке 181) в доме Шейда, наблюдение за которыми облегчает его ночные страхи. Он восхищается «богато окрашенной» уткой - «изумрудной, аметистовой, сердоликовой» (175, примеч. к строке 319) - и вспоминает «рубиновую росу в театральном освещении альпийской зари», виденную им в земблянских горах (135, примеч. к строке 149). Используя таким образом сравнения с драгоценными камнями, он соединяет природу, воображение и свою истовую религиозность с надеждой на то, что живущий по соседству поэт создаст лирический апофеоз его печали. Но Шейд в своей поэме не воссоздает Кинботову Земблю - его сочинение рассказывает о боли, которую испытал потерявший дочь поэт, а не о печали Кинбота, лишившегося своего воображаемого королевства. «Бледный огонь» - это попытка Шейда компенсировать утрату посредством искусства. Однако с художественной точки зрения его поэма - поражение, по большей части это проза, насильно превращенная в поэзию, нескладные героические куплеты: «But certain words, chance words I hear or read, / Such as „bad heart“ always to him refer, / And „cancer of the pancreas“ to her» («Но иные слова, случайно услышанные или прочитанные, - / Такие как „больное сердце“ - всегда относятся / К нему, а „рак поджелудочной железы“ - к ней» (31, строки 76–78)). В «Бледном огне» есть только один садовник, которому удается вырастить драгоценности в виноградниках царственной поэмы, - это сам Набоков.
В трактате Боэция Философия говорит о «фальшивых образах блаженства»(кн. III, гл. 3; в переводе короля Альфреда - «подобия и тени истинного блаженства»), о том, что «в преходящем земном благе заключено какое-то несовершенное счастье»(кн. III, гл. 10; в переводе Альфреда: «земная жизнь очень похожа на тень (shadow), и в этой тени никто не может достичь истинного счастья»), ибо оно исчезает вместе со смертью. В «Бледном огне» название Зембля (Zembla) производится Кинботом от слова «напоминать», «быть похожим» (to resemble ) (250, примеч. к строке 894), а текст романа насыщается разнообразными тенями. Организация, которая подсылает убийцу Градуса к королю Карлу Возлюбленному, как уже говорилось, называется «Тени», в поэме обыгрываются всевозможные оттенки значения этого слова. Когда у Джона Шейда во время лекции случается приступ, он говорит: «Но, Доктор, я ведь был загробной тенью! Он улыбнулся: „Не совсем, всего лишь полутенью“» (56, строки 726–727). «Бледный огонь» - исключительно сложный и многозначный роман, однако он вполне может быть определен как роман о смерти и потусторонности. Шейд предпринимает «обследование смертной бездны» (53, строки 646–647) и утверждает: «…не без основания я убежден, что жизнь есть после смерти» (65, строка 977). Воззрения же Кинбота можно возвести к Беде или Боэцию:
Когда душа боготворит Того, Кто указывал ей путь через смертную жизнь, когда она различает Его знак на каждом повороте тропы, нанесенный краской на валуне или зарубкой на еловом стволе, когда каждая страница в книге твоей личной судьбы отмечена Его водяным знаком, как можно сомневаться, что Он также охранит тебя и в вечности? (211, примеч. к строке 493)
Однако это трогательное выражение веры Кинбота, поддержанное драгоценной образностью его и Шейдова письма, завершается непристойным монологом, в котором Кинбот суммирует свои гомосексуальные грехи и размышления о самоубийстве.
В трактате Боэция Философия говорит:
Если смертный хочет сделаться могучим, / Пусть смирит свой дух неукротимый / И не клонит шеи, покорившись / Всем желаниям, бразды ослабив. / Но хоть гнева твоего бояться / Будет Индия, и подчинится / Фула дальняя тебе, возможно, / Власть не в силах устранить заботы / Мрачные, и кто, скажи, поможет / Избежать тебе несчастий в жизни! (кн. III, гл. 5).
Фулой, или Туле (Thule), древние называли самую северную географическую точку, до которой нужно было плыть семь дней морем от Британии (для них, как и для Боэция, это, видимо, была Исландия). Набоков в своем переводе отрывка из «Гамлета» именно это место называет «неоткрытою страной, / из чьих пределов путник ни один / не возвращался…» (III, 1, 79–80)Тот же смысл находим и в его рассказе «Ultima Thule» (1939).
Боэций спрашивает Философию о том, почему Бог допускает к власти неправедных властителей, что достойно ненависти и что можно считать справедливым возмездием. Философия отвечает: «Жестокость оправдать рассудком невозможно, / И похвалы ль заслуживает сила? / <…> / Зачем будить в душе волненья эти? / Своей рукою дерзкой гневный Рок тревожить? / Коль смерти ищешь, - жди! Звать бесполезно. / Сама придет, коней крылатых не задержит» (кн. IV, гл. 4). Набоков персонифицирует эту с каждым днем приближающуюся смерть в Якове Градусе и дает выход своей ненависти к нему в смехе. Философия убеждает Боэция, что следует ненавидеть грех, но не грешника, и набоковский литературный экзорцизм в отношении убийцы, опережающего поступь естественной смерти, - реализация этого совета.
Философия говорит: «Правящий миром держит поводья / Крепко в руках, - зиждитель Вселенной, / Царь, властелин, источник, начало, / Мудрый судья, всегда справедливый…» (кн. IV, гл. 6). Кинбот спрашивает Шейда: «Кто Судия жизни и Созидатель смерти?» (214, примеч. к строке 549). В «Бледном огне» судья Гольдсворт судит преступников; один из тех, кого он посадил в тюрьму, в свою очередь, судит его и пытается убить. Набоков не повторяет этой ошибки осуждением убийцы своего отца: одному Богу позволено судить сотворенные им создания, Набоков же оставляет за собой только право высмеивать зло.
Описывая всемогущество Бога, Философия сравнивает его с Гомером: в своих поэмах древнегреческий сказитель воспевал солнце (Феба), «но может разве Феб проникнуть в недра / Земли, иль глубину морскую светом /Лучей своих бессильных пронизать? / Не так у устроителя вселенной, / <…> / Его лишь одного, кто видит все, / Ты мог бы Солнцем истинным назвать». В этом смысле искусство смертных - это лишь бледный огонь.
Боэций молится:
Взываю я к Тебе, взойти в священную обитель / Позволь мне разумом, блаженство, Демиург, увидеть! <в переводе Альфреда: «…узреть величественный источник (fountain) всех благ»> / Всю тяжесть устрани земной громады! / Тьму и тучи / Гнетущие, Строитель, разгони, явись в блистанье! / Покой благочестивых! / И стезя! Тебя все видят! / В Тебе начало и конец всего, венец Ты жизни! (курсив мой. - П. М. ).
Набоков, говоря о потусторонности, прибегает к тем же образам тумана (тучи) и источника/фонтана. В моменты обостренной ясности сознания, говорится в «Других берегах», «дается смертному редкий случай заглянуть за свои пределы… И хоть мало различаешь во мгле, все же блаженно верится, что смотришь туда, куда нужно» (170). В «Бледном огне» Джон Шейд, находясь на пороге смерти, видит фонтан. Позже он читает о некоей госпоже З., имевшей аналогичный опыт, и отправляется к ней, чтобы выяснить у этой побывавшей в Туле незаинтересованной путешественницы точную топографию потусторонности и удостовериться в том, что виденный им фонтан действительно существует в ином мире. Как мы увидим далее, Набоков в своем творчестве связывает с потусторонностью и фонтан (fountain) Шейда, и гору (mountain) госпожи З.
Смысл утешения, которое Философия приносит Боэцию, заключается в открытии истинных ценностей, лежащих в сфере явлений духа, в жизни после смерти и в вере в Бога. Эти мысли поддерживают дух Боэция в изгнании и в заточении, помогают пережить низвержение с высот благополучия по воле короля-варвара. Можно сказать, что Альфред, испытавший сходные превратности судьбы, идентифицировал себя с Боэцием. Набоков, которому также приходится бороться с отчаянием, вызванным аналогичными событиями его жизни, создает стихотворения и поэмы, посвященные утрате России. Многие его произведения говорят об опасностях солипсического, болезненного погружения в отчаяние. Роман «Пнин» варьирует тему ностальгии изгнанника в духе мягкого комизма; Кинбот же - это трагический образ безумия, вызванного страстной тоской по утраченному королевству, пусть и воображаемому.
«Монологи» Блаженного Августина
Опять и опять: «Завтра, завтра!»
Блаженный Августин. Исповедь (кн. 8)
В «Бледном огне» Блаженный Августин, епископ Гиппонский (354–430) дважды упомянут впрямую, и еще одна отсылка к нему содержится в комментарии Кинбота:
Однажды… в моей… юности… мне довелось увидеть человека в момент соприкосновения с Богом. Я забрел на так называемую Площадку Роз позади Герцогской часовни в моей родной Онхаве, во время перерыва в репетиции гимнов. Пока я там валандался… до меня доносились отдаленные мелодичные голоса, сливавшиеся с приглушенным мальчишеским весельем…. Звук быстрых шагов заставил меня поднять угрюмый взгляд от мелкой мозаики площадки - реалистичных розовых лепестков, высеченных из родштейна, и крупных, почти ощутимых шипов из зеленого мрамора. В эти розы и шипы вступила черная тень: высокий, бледный молодой пастор, длинноносый и темноволосый… вышел из ризницы и остановился посреди двора. Виноватое отвращение кривило его тонкие губы. <…> Его сжатые кулаки, казалось, стискивали невидимые прутья тюремной решетки. Но нет предела той мере благодати, которую способен воспринять человек. Внезапно лицо его приобрело выражение восторга и благоговения. Я никогда еще не видел такого пламенного блаженства, но мне удалось уловить нечто столь же великолепное, ту же духовную силу, то же божественное прозрение теперь, в иной земле, отраженное на грубо вылепленном и некрасивом лице старого Джона Шейда. Как рад я был, что мои бдения в продолжение всей весны подготовили меня к наблюдению за ним в часы его волшебных летних трудов! (84–85, примеч. к строкам 47–48).
Альфред Великий - король Англии, младший сын короля Этельвульфа и Осбурги; род. в 849 г. в Беркшире. Дед его Эгберт, король Вессекса, в начале IX в. объединил все мелкие англосакские королевства в одно государство - Англию. Уже 5-летним мальчиком А. был послан в Рим, чтобы быть помазанным папой Львом IV. Несколько лет спустя он предпринял со своим благочестивым и щедрым в отношении церкви отцом вторичное путешествие в Рим. На обратном пути они оба провели довольно продолжительное время при дворе Карла Лысого, где молодой А. познакомился с более высокой цивилизацией. Лишь после смерти старшего брата своего Этельреда А. в 871 г. был провозглашен королем. Еще раньше ему приходилось отражать нашествия датчан. Достигнув престола, он напряг все усилия, чтобы спасти независимость страны. Сначала он боролся без успеха, так как датчане прибывали в Англию все в большем числе, а англосаксы или подчинялись чужому игу, или покидали родину. Ему самому приходилось даже некоторое время укрываться от неприятеля в хижине пастуха в графстве Сомерсете. Здесь, в пустынной, болотистой местности, он заложил замок и, когда народ начал восставать против датчан, созывал сюда своих приверженцев.
Предание сильно разукрасило военные приключения А. Разбив в мае 878 г. датчан и подчинив их себе, он позволил им, однако, сохранить за собой свои поселения в Англии с тем, чтобы они признали его своим королем и приняли христианство. В последующие 6 мирных лет он строил крепости, велел заново отстроить разрушенные города и монастыри и покровительствовал земледелию, в то же время упражняя народ в военном искусстве. Новое вторжение датчан (893) после упорной борьбы окончилось благополучно. Также успешно отражал он и неоднократные нападения норманнов под предводительством Гастингса. С помощью законодательства и заботами о народном образовании он старался поднять уровень народного развития и отличался строгим правосудием как по отношению к англичанам, так и к датчанам. В позднейшее время, однако, ему стали приписывать и такие благодетельные учреждения, которые им были или только начаты, или уже раньше существовали у англосаксов, а А. были только возобновлены, утверждены и более развиты. Чтобы улучшить управление, он разделил провинции на более мелкие подразделения (Shires), во главе которых поставил графов (thans, earls); графства в свою очередь разделялись на десятни, или tythings. Введенная им для всей страны судебная организация сделалась основанием для позднейшего суда присяжных. А. велел собрать древние законы Кента, Вессекса и Мерсии и соединил их, с прибавлением новых законов, в один кодекс, ставший основанием Common law. Кроме того, он отделил должность судьи от предводительства войском. Он всячески старался поднять земледелие и торговлю. Как ревностный любитель и поборник научного образования, А. велел перевести многие сочинения с латинского языка, которому он сам научился лишь на 36 году, на англосакский. Некоторые сочинения, как, напр., Боэция «De consolatione philosophiae» и историю Орозия, он перевел сам, прибавив к последней примечания о путешествиях по Немецкому и Балтийскому морям и описание славянских земель, он сам снарядил 2 экспедиции - норманнов Отера, посетившего Белое море, и Вульфстана, проникшего из Шлезвига в Финский залив. Чтобы содействовать подобным предприятиям, а главным образом, для защиты от норманнов, он усиливал свой флот, так что может считаться основателем английского флота. А. † 26 или 28 октября 901 г. Важнейшим источником для его биографии служит «Vita Alfredi», написанная его другом Ассером Валлийским, позднее епископом Шербурнским, отличающаяся простотою изложения (изд. Визе, Оксф., 1772), и в «Monumenta historiae Britannicae» (т. 1, Лонд., 1848). Сочинения А. в новоангл. переводе издали Жильз в сотрудничестве с Босвортом и др. под заглавием «The whole works of king A.» (2 т., Лонд., 1858). Ср. Паули, «König A. und seine Stelle in der Geschichte Englands» (Берл., 1851); Вейсса, «Geschichte A. des Grossen» (Шаффг., 1852).
И закончивший свое правление как «король англосаксов», верховный правитель Англии.
Главным источником биографических сведений об А. В. являются Англосаксонская хроника и «Жизнеописание короля Альфреда», написанное Ассером; сохранились также составленный А. В. кодекс законов (смотрите в статье Англосаксонские правды), завещание, текст договора с викингским предводителем Гутрумом и другие документы. А. В. был младшим сыном короля Этельвульфа и внуком короля Эгберта, правление которого ознаменовалось возвышением Уэссекса и началом викингских нашествий на Англию. К тому времени, когда А. В. пришел к власти после смерти своего брата Этельреда, два крупных англосаксонских королевства — Нортумбрия и Восточная Англия — уже оказались в руках викингов, а Мерсия находилась на грани падения. В 871 Уэссекс, включивший к тому времени в свой состав Эссекс, Суссекс и Кент, выдержал девять больших сражений с викингами, результатом которых стало заключение мирного соглашения. Однако натиск на Уэссекс, оставшийся вскоре единственным свободным англосаксонским королевством, не прекратился. В начале 878 А. В. был вынужден бежать после внезапного нападения викингов на королевское поместье Чиппингем. Несколько месяцев королевство находилось, по сути, под властью викингов, а король скрывался со своей дружиной в болотах Соммерсета и готовил ответный удар. В начале лета А. В. нанес решительное поражение викингам у Эддингтона, после чего между ним и предводителем викингов Гутрумом был заключен мирный договор, по которому Англия была поделена на две части. Граница между ними пролегала по рекам Темзе и Ли, по прямой от истока Ли к Бедфорду, далее по р. Уз и древней римской дороге, соединявшей Лондон и Честер. Таким образом было положено начало существованию Области датского права (Дэнло). Гутрум принял крещение, и А. В. был его крестным. В 886 А. В. завладел Лондоном, после чего, согласно Англосаксонской хронике, «все англы, которые не были под властью данов, подчинились ему». Он первым из английских королей использовал титулатуру «король англов и саксов», «король англосаксов» (см. Англосаксы). В эти же годы А. В. принял ряд мер по укреплению английской обороны. Он расширил систему прибрежных крепостей — бургов и поставил в них гарнизоны; детали этой системы отражены в документе «Земельные владения бургов» времен правления сына А. В., Эдварда Старшего. Он преобразовал систему созыва английского ополчения таким образом, что в распоряжении короля постоянно имелась действующая армия. Считается, что в своей государственной деятельности А. В. вдохновлялся идеями Каролингского возрождения . При дворе А. В. трудились два франкских книжника — Гримбальд Сен-Бертенский и Иоанн Старый Сакс; в числе его приближенных были просвещенные английские клирики — еп. Плегмунд и Верферт, валлийский монах Ассер. В правление А. В. были созданы свод законов, который открывался переводом Моисеева Десятислови, летопись; выполнены переводы на древнеанглийский язык «Обязанностей пастыря» и «Диалогов» Григория Великого , «Церковной истории народа англов» Беды Достопочтенного , «Истории против язычников» Орозия, «Утешений Философии» Боэция, «Монологов» Бл. Августина, первых 50 псалмов; составлен мартиролог на древнеанглийском языке. Переводы Орозия, Боэция и Августина представляют собой, по сути, вольные переложения латинских сочинений и могут рассматриваться как вполне самостоятельные произведения. Кодекс законов и перевод «Обязанностей пастыря» в дошедших до нас рукописях предваряют Предисловия, написанные от лица короля. Традиция приписывает А. В. авторство всех названных переводов, кроме «Диалогов» Григория Великого, но современные исследователи склонны относиться к этому скептически. По сообщениям Англосаксонской хроники, А. В. умер 26 октября. В настоящее время наиболее признанной датой считается 899 (имеются также варианты 900 и 901). Зарождение легендарной традиции, связанной с именем А. В., следует отнести к XII в., своего расцвета она достигает в XIII-XIV вв. В легендах А. В. становится воплощением государственной и житейской мудрости; с его именем связывают основание Оксфордского университета , а также множество других фантастических и поучительных историй. Новый этап в развитии «альфредовской легенды» связан с появлением в 1678 книги «Альфред Великий» (изд. 1703) Джона Спелмана. Спелман первым из англичан употребил применительно к А. В. прозвание «великий», а также приписал А. В. создание в Англии суда присяжных. Его сочинение положило начало мифу об А. В. как защитнике английской свободы, создателе английского государства. Венцом в развитии «альфредовского культа» стало пышное празднование тысячелетия со дня его смерти в 1901. В XVIII-XIX вв. А. В. сделался героем множества поэм, прозаических и драматических произведений. Его имя было известно и в России. Н. В. Гоголь посвятил английскому королю свою раннюю пьесу «Альфред Великий».
Уэссекс — одно из королевств англо-саксонского объединения, которое впоследствии стало основой для современной Великобритании. Альфред Великий управлял королевством в 9 веке и добился его значительного расцвета.
Ранние годы
Будущий правитель был младшим сыном короля Этельвульфа. Благодаря хорошему придворному обучению мальчик знал несколько языков и хорошо освоил философию. По желанию отца еще совсем ребенком Альфред отправился в Рим, чтоб Папа римский благословил его как будущего короля.
Болезненный и слабый, мальчик обладал поистине неукротимым духом, потому старался не отставать в воинских науках от старших братьев и в юности уже воевал в первых рядах, а к двадцати годам уже пользовался заслуженным уважением среди воинов.
Стратегии и войны
Альфред взошел на трон после смерти своего старшего брата и сразу же выступил против старейшин, после чего доверие к нему среди народа существенно упало.
После того, как во время войны с датчанами войско Уэссекса потерпело поражение, король вынужден был выплатить достаточно существенную дань и заключить шаткое перемирие с захватчиками. Пятилетнее затишье дало возможность построить собственный флот в королевстве — он сумел дать отпор викингам и продлить господство в Ла-Манше даже в период правления сына Альфреда, Эдуарда Старшего.
Собрав достаточно серьезную армию, Альфред, тем не менее, предпочел откупиться от викингов, при этом данам он позже нанес существенное поражение и взял клятву прекратить нападения. Однако после роспуска регулярного войска Уэссекса по домам датчане напали на беззащитное королевство и заставили правителя спасаться бегством и жить в хижине бедного рыбака.
Скопив силы, англосаксы сумели дать отпор и заключить мир с викингами, что позволило королевству стать достаточно могущественным. Последние годы король посвятил планированию и организации христианского союза против викингов.
Реформы Альфреда Великого
Одним из наиболее необычных нововведений Альфреда стала военная реформа. Король разделил территорию Уэссекса на округа, где каждый город и хутор должны были обеспечивать армии ежегодно несколько полностью готовых к службе солдат. Часть призванных в армию служила в регулярных войсках, а часть — в гарнизонах. Король первым в истории отказался от народного ополчения, взамен этого создав воинское сословие. Земледельцев же обязали содержать в порядке мосты и оборонительные укрепления.
Альфред ставил королевский суд выше остальных, что позволило ввести новый свод законов, единых для всего королевства. Нарушение закона рассматривалось, в первую очередь, как оскорбление короля, потому каралось строго.
Для возрождения разрушенного войнами хозяйства Уэссекса король приказал отремонтировать дороги, раздавал опустошенные участки земель, всячески поощрял торговлю с другими странами. За счет королевской казны были построены десятки школ и монастырей. Кроме того, образование стало обязательным условием для службы при дворе — неграмотные министры и чиновники были вынуждены срочно заняться грамотой.
Также Альфред Великий всячески поощрял развитие литературы и науки, сам переводил некоторые богословские труды. Именно по его приказу в конце 9 столетия была начата легендарная Англосаксонская хроника.